Обманщик и его маскарад. Герман Мелвилл

как будто она была рулевым веслом.

      – Меня зовут Черной Гинеей, сэр.

      – И кто твой хозяин, Гинея?

      – Ох, сэр, я пес без хозяина.

      – Бездомный пес, а? Ну, тогда мне тебя жаль, Гинея. Псам тяжело живется без хозяев.

      – Правда, сэр, ваша правда. Но посмотрите на эти ноги, сэр, – видите? Какому джентльмену нужны такие ноги?

      – Но где же ты живешь?

      – Повсюду вдоль берега, сэр, где придется. Братишку на пристани собираюсь повидать, а так все больше в городе.

      – В Сент-Луисе, да? И где ты спишь по ночам?

      – На полу у доброго пекаря, сэр.

      – У пекаря? Что за пекарь, интересно, печет такие черные сухари в своей печи вместе с со славными белыми булками? И кто этот милосердный пекарь?

      – Да вот он, – с широкой улыбкой ответил калека и поднял свой тамбурин над головой.

      – Это солнце, да?

      – Точно так, сэр. В городе сей добрый пекарь греет камни для старого негра, когда он спит на мостовой по ночам.

      – Но только летом, старина, только летом. Как же насчет зимы, когда холодные казаки звенят своими стременами да сбруями? Как насчет зимы, старина?

      – Тогда бедный старый негр трясется и дрожит от холода, сэр. Ох, сэр, уж лучше не говорите о зиме! – содрогнувшись, добавил он и побрел в глубину толпы, как подмерзший черный барашек, ищущий уютного лежбища в средоточии белого стада.

      Ему перепало совсем немного монет, и менее обходительные пассажиры, привыкшие к его странному облику, уже начали отворачиваться от него, когда негр внезапно оживил их первоначальный интерес, случайно или по умыслу, взывавшему одновременно к состраданию и разнообразию, поднялся на своих искалеченных ногах и принял собачью позу. Короче говоря, теперь он изображал собаку и стал вести себя подобно дружелюбному псу. По-прежнему шаркая среди толпы, теперь он то и дело останавливался, запрокидывал голову и разевал рот, как слон, которому кидают яблоки в зверинце. Люди расступались перед ним и наблюдали за причудливой игрой, где рот калеки служил одновременно мишенью и кошельком, когда он ловил монетки на лету и сопровождал каждую удачную попытку трескучим бравурным пассажем на тамбурине. Собирать подаяния – утомительная задача, а обязанность выглядеть радостным и благодарным во время этого испытания еще тяжелее, но, каковы бы ни были его подлинные чувства, он глотал монетки, одну за другой отправляя их в пищевод. При этом он почти всегда улыбался и лишь дважды поморщился, когда некоторые монеты, брошенные наиболее игривыми жертвователями, попадали ему по зубам, – впрочем, это досадное неудобство объяснялось тем обстоятельством, что вышеупомянутые монеты оказывались пуговицами.

      В продолжение этой игры в подаяние, хромой, косоглазый и угрюмый индивидуум с постным лицом, – возможно, отставной таможенный чиновник, который, неожиданно лишившись средств к приятному существованию, вознамерившийся отомстить правительству и человечеству в целом за свою убогую жизнь ненавистью либо