Связанные искушением. Кора Рейли

Джианне, когда вернешься в Нью-Йорк?

      – Конечно, – ответила Ария. – Ненавижу то, что она не с нами, – вздохнула она. – Я хочу обсудить это с мамой. Ей нужна наша поддержка, но как мы можем дать ее, если предполагается, что мы ни о чем не знаем?

      Я пожала плечами.

      – Ненавижу то, как ведет себя отец. Он так холоден с ней! Тебе так повезло, Ария, ты замужем за человеком, который заботится о тебе.

      – Знаю. Однажды и у тебя будет так же.

      Я и правда надеялась, что так будет. Жизнь с человеком типа моего отца была бы адом, который я бы не пережила.

* * *

      С каждым днем мама угасала. Порой казалось, что ее кожа буквально на глазах приобретает еще более пугающий серый оттенок, и она становилась все худее. Даже ее прекрасные волосы потускнели и поредели. Было невозможно и дальше держать ее болезнь в тайне. Все о ней знали. Когда рядом были посторонние, отец строил из себя заботливого мужа, но дома, когда мы оставались одни, он едва мог выносить присутствие мамы, будто бы она была заразная. Это все разом свалилось на меня – я должна была поддерживать ее и пытаться пережить свой последний год в школе.

      Ария, Джианна и я говорили почти каждый день говорили по телефону. Без них я бы не справилась. А по ночам, когда я лежала в темноте и не могла уснуть от беспокойства и страха, я вспоминала то, как смотрел на меня Ромеро на рождественской вечеринке. Он будто бы видел меня впервые, будто чувствовал во мне женщину, а не глупого ребенка. Взгляд его карих глазах дарил мне тепло, пусть это и было всего лишь воспоминание.

      В дверь легонько постучали.

      – Да? – тихо спросила я. Боже, пожалуйста, пусть маму не тошнит. Я хотела лишь одну ночь не ощущать этот резкий запах. Я чувствовала себя ужасно из-за своих мыслей. Как я могу думать так?

      Дверь приоткрылась, и Фаби просунул голову в щель, а затем скользнул внутрь. Его темные волосы были растрепаны, и он уже надел пижаму. Я не задернула шторы, поэтому в комнате было достаточно светло и я видела, что он плакал, но ничего не стала говорить по этому поводу. Несколько месяцев назад Фаби исполнилось двенадцать, и он был слишком гордым, чтобы открыть свои чувства кому-либо, даже мне.

      – Не спишь?

      – А кажется? – поддразнила его я.

      Он покачал головой, а затем засунул руки в карманы штанов. Он был слишком взрослым, чтобы лечь со мной на кровать. Отец оторвал бы ему голову, если бы увидел слезы на его лице. Отец ни за что бы не стал терпеть слабость ни от своего сына, ни от кого бы то ни было еще.

      – Посмотрим фильм? – Я перекатилась на другую сторону кровати. – Все равно не могу уснуть.

      – У тебя только девчачьи фильмы, – отозвался он, будто бы я просила от него огромного одолжения, но подошел к DVD. А затем сел рядом со мной, прижимаясь спиной к изголовью кровати. Начался фильм, и мы довольно долго смотрели его в тишине.

      – Думаешь, мама умирает? – вдруг спросил Фаби, продолжая глядеть на экран.

      – Нет, – ответила я убежденно, пусть так и не считала.

* * *

      Сегодня мне исполнялось восемнадцать, но никакой вечеринки не будет. Мама была слишком больна. В доме попросту не было места для