Башня. Олег Раин

заслужил право на отдых, – этим же, привезенным, судя по всему, еще предстояло изнемогать от учительских голосов и духоты школьных классов…

      Девчонка, что не пошла к учебному корпусу, а спряталась за автобус, сразу привлекла мое внимание. Удрала – и пусть, мое-то какое дело. Но что-то мне показалось странным уже тогда. Очень уж медленно она перемещалась – мелконькими такими шажочками. А добравшись до края беговой дорожки, и вовсе споткнулась о бетонный бордюр, едва не упала. Мне стало любопытно, и я даже немного переместился на дереве, чтобы ветки с распускающейся листвой не загораживали занятной картины.

      Между тем девчонка продолжала свое странное движение. Шагая по земле, несколько раз опускалась на корточки, шарила по траве ладонями, точно что-то искала. Я так и решил про себя: потеряла какие-нибудь очочки или брелок – вот и пытается найти. Лица на таком расстоянии я рассмотреть не мог, но фигурка у нее выглядела вполне спортивной, что не очень-то вязалось с ее лунной походкой. А в общем – ничего выдающегося: каштановые, коротко стриженные волосы, темные джинсы, белые кеды. Разве что курточка забавная – ослепительно желтая, точно слепленная из цыплячьего пуха. Мои одногодки такое уже не носили. Впрочем, девчонки – в любом возрасте девчонки и каких только хитонов-халатов на себя не цепляют. Вот и эта беглянка цыплячьего наряда, похоже, ничуть не стеснялась.

      Очень скоро созерцать эту потеряшку мне наскучило, и я перевернулся на спину. Как я уже говорил, верхушка у клена отсутствовала, и, следовательно, никаких веток надо мной не было. Я мог беспрепятственно щурить глаза и следить за проплывающими надо мной облаками. Бо́льшая часть их лепилась в каких-то чудовищ, и монстры эти без устали наплывали друг на друга, беззвучно рвали когтями и клыками, пожирали широко распахнутыми ртами, давили тушами. Подобием всадников из них прорастали неведомые твари – с черепами вместо голов, с рогами и безобразными конечностями. Давая шенкелей своим жутковатым скакунам, они вновь устремлялись в небесное сражение.

      Возможно, нормальный человек на моем месте видел бы какие-нибудь цветы, улыбающиеся физиономии и прочий счастливый бред, но я на свой счет не обольщался. Зайчиками-попрыгайчиками и прочими пушистыми чебурашками я переболел еще в детском саду. И к фильмам, и к играм сразу перешел вполне серьезным, если не сказать – суровым. Отчего так вышло, понять было сложно. Вроде и не очень кусала меня жизнь, но вот как-то не получалось улыбаться на каждом шагу. Неудивительно, что едва появившийся в нашем классе Славка Ивашев с ходу выдал мне кличку Угрюмый. Он вообще, как выяснилось, наделен был даром давать меткие прозвища. Вот и меня заклеймил. Какое-то время я не обращал на это внимания, но Славка – он ведь тот еще перец – умел все красиво подать, так что липучие его словечки спустя короткое время подхватывал весь класс, а позднее и вся школа. «Шикардос», «хэйтяра», «клещеногий», «альбатряс» и «челоцефал» – весь этот словесный изюм сыпался из него, точно из рога изобилия. Лера Константиновна, наша русичка, как-то