Башня. Олег Раин

вазой. Хотя, возможно, ей хотелось того и другого сразу.

      Когда завуч вышла, Эсэм вновь выразительно приложил палец к губам. По счастью, ума не рассмеяться у нас хватило.

      – А теперь, дорогие мои комбатанты, продолжим урок, – объявил наш любимый учитель. – К эмоциональным чертам предлагаю добавить и грацию.

      Никто, разумеется, не возражал.

* * *

      А потом были другие учителя и другие уроки, только все они смазались в одно туманное марево. После изо и эсэмовского обществознания воспринимать что-либо всерьез было уже невозможно. Славка так и высказался однажды, посулив, что много лет спустя после школы мы, наверное, никого и не вспомним, кроме нашего Эсэма. Уроки рисования, его шуточки и афоризмы, экскурсы в античную историю, разговоры об эпохе Ренессанса – только это в нас и останется…

      – А проволоки у тебя случайно нет? – спросил я у Славки, когда мы выходили уже из школы.

      – Медная, алюминиевая?

      – Стальная – и не меньше пяти миллиметров в диаметре.

      – Ого! Откуда я тебе такую возьму? – Славка прозорливо прищурился. – А тебе для чего? Для Башни?

      Я тут же расстроился. И про грацию этот умник быстрее всех сообразил, и про Башню догадался. Но не рассказывать же ему про туман, про загадочную встречу на Пятачке. Поэтому я сказал совершенно другое:

      – Это для качелей. Алиса просилась покачаться, а там поручни не слишком надежные.

      – Хочешь примотать ее к сиденью проволокой?

      – Пошел ты…

      – Ладно, ладно – шучу!

      – Ты шутишь, а мне Юлия Сергеевна опять распекон устроила.

      – Это ты про ее учительницу?

      – Ну да. Она их возит по различным мероприятиям и по юнкоровским делам самая главная. Телефон откуда-то узнала, самолично звонила, ругала за качели.

      – Погоди, она-то как про них узнала? Настучал кто-то?

      – Так Алиска сама и рассказала.

      – Ни фига себе! C’est fantastique!

      – Такие уж у них отношения. Алиса ее обожает, доверяет во всем, ну а та, само собой, держит охламонов вроде меня под прицелом. Короче, проволока нужна – и покрепче.

      – Ну… Это надо у трудовика спросить.

      – У Дормидонтыча?

      – Ага, только ты к нему не суйся. – Славка глубокомысленно изогнул правую бровь, надломил левую. Здорово у него это получалось. Я как-то тужился перед зеркалом – ничего не вышло. – Он тебя в три счета заболтает, а там и поругаетесь.

      Я погрустнел. Славка был прав. Дормидонтыча, нашего трудовика, переболтать было невозможно. Он поучал и наставлял, любил тыкать пальцем в грудь, заглядывать в лицо. На уроках его мы без конца писали диктанты и сочинения – Дормидонтыч явно что-то напутал в своем образовании. Во всяком случае, за те годы, что мы учились у него, напильники с молотками мы держали в руках раза три или четыре…

      – В общем, попробую. – Славка перестал играть бровями и заговорщицки мне подмигнул. – На практике испытаю систему Эсэма. Видел, что он с Эллочкой-то сотворил! Считай, праздник ей на весь день устроил. – Славка помолчал. –