Горький ветер свободы. Ольга Куно

выражение лица. Стало быть, дон. В сущности, это мало о чем говорило. И так понятно, что не пастух и не подмастерье. А в остальном право называться доном имели очень многие. Все аристократы – само собой, по праву рождения. Но не только. По сути, дон – это любой уважаемый член общества. Военный офицер – хотя эти, как правило, являлись одновременно и аристократами. Высококвалифицированный специалист. Лекарь, скульптор, ученый. Даже торговец – правда, только высшей категории. Иногда титул дона даровался и по более абстрактным причинам, за те или иные заслуги перед страной или ее правителями. К слову, наверняка и сам Ренцо тоже дон, просто не счел нужным выпячивать свой статус при знакомстве.

      Гораздо важнее тут было другое. Дон – это не местный титул, не арканзийский. И не северный, не из моих краев. Такой титул существовал в Галлиндии – государстве, граничившем с Арканзией. Я знала об этом исключительно благодаря общему образованию. Сказать, что мне было так уж много известно о Галлиндии, не могу, но, если судить по обрывочным сведениям из энциклопедий и случайно прочитанных книг, она была более цивилизованна, чем Арканзия. Более цивилизованна в нашем, северном, представлении. С точки зрения самих арканзийцев, это скорее мы являлись безнадежными варварами. Но точка зрения арканзийцев мало меня волновала.

      Некоторым образом Галлиндию можно было считать самой южной из северного блока стран. Язык там использовался арканзийский. Это было место, где южная природа сочеталась с северным мировоззрением. Пальмы – с аккуратностью северных садов, смуглость кожи – со строгими нарядами, знаменитые арканзийские бани – со светскими балами. Смешение культур, переплетение ментальностей. Но вряд ли все это будет иметь для меня хоть какое-то значение.

      – Сандра.

      Я все-таки решила ответить на вопрос Ренцо. Не раскрывая при этом знание его языка. Ответила – и тут же почувствовала презрение к самой себе. Словно поддалась, пошла навстречу, начала смиряться с тем, с чем мириться не могла и не имела права.

      Ренцо молча кивнул. Никаких «очень приятно» говорить не стал: наверняка при общении с рабыней это неуместно, к тому же все равно он считал, что я его слов не пойму. Данте тоже коротко кивнул, давая понять, что принимает информацию к сведению.

      – Если ты закончил с лирическими отступлениями, то нам пора поторопиться, – обратился он к Ренцо. – Близится время встречи, и мы не заинтересованы в том, чтобы оскорбить этих людей. Особенно на их территории.

      – Вовсе они не оскорбятся, – поморщился Ренцо, но шаг вслед за Данте прибавил. Я подстроилась под их темп. Ничего сложного в этом не было: шли они быстро, но отнюдь не бежали. – Это же арканзийцы. Для них здесь прийти вовремя – это все равно, что проявить слабость. Чем больше человек позволяет себе опоздать, тем он респектабельнее.

      – Где ты успел понахвататься таких познаний? – усмехнулся Данте.

      – Я все-таки здесь далеко не в первый раз, – откликнулся Ренцо. – И не во второй, как ты. Да и вообще, редко, что ли, нам приходится иметь