Если любишь, то борись!. Маргарита Смирновская

священник.

      Ладно, стоять так стоять. Наверное, у меня выражение лица было глупым, ведь я не могла этого священника воспринимать серьезно. Красавчик смотрел на меня с вялой усмешкой. Я никак не могла понять, хорошо это для меня или плохо. Радуется, что мне досталось? Или он этого и ожидал от священника? Да что ты лыбишься? Я за тебя тут своими цветочками пожертвовала! Он словно прочитал мой взгляд, а потом посмотрел на часы. Все оставшееся время священник втирал о том, что храм Божий надо уважать, что к Царю Небесному нельзя приходить в дьявольской раскраске, что этим мы не уважаем Создателя, когда ходим в виде блудников и грешников… Из этого я сделала вывод, что он все это говорил при всех лично мне. Что я, мол, несчастная белая ворона. Хотя не так уж я и ярко накрашена. Мне сильно краситься не надо, достаточно легкого дневного макияжа. Если я для него блудница, то для меня он врун, который даже доказать не может, кому именно он поклоняется. И легко ведь отделываются, говоря, что истинно верующему не нужны доказательства, мол, Бог в их сердцах. По их мнению, я должна слепо верить незнакомому мне бородатому дядьке? Да мало ли что он мне скажет! В общем, рассказав, какая я грешная, всему честному народу, священник спустился к тумбочкам, что стояли иконами к народу, и стал давать прихожанам целовать крест, который держал в руках. Я рванула задержать ребят, чтобы не следовали за толпой, а подумали, нужно им это или нет, но до них так и не добралась. Вместо этого меня несла толпа к этим иконам. Я попыталась выбраться, но не получалось. Потом хотела отойти, повернулась – и вдруг уткнулась носом в грудь красавчика.

      – Проходи, – указал он мне на иконы.

      Что же делать? Меня все ждут. Сейчас нельзя привлекать к себе внимание этого попа. И перед парнем нельзя так раскрываться. Я же не знаю, какие у них законы. И дураку после этой проповеди станет понятно, что они грешников не любят. Придется идти за этим стадом. Я все ближе подходила к тумбочкам и всматривалась, как прихожане машут рукой, перед тем как поцеловать икону. Я человек умный и запомнила порядок: на лоб, на пояс, вправо на плечо, влево… Все сделала, и —о, мама родная! —даже поцеловала эти портреты святых! И приговаривала: это только средство к цели, средство к цели… Когда я подошла к священнику, не знаю почему, по мне побежали мурашки. «Где твоя защита, брат? Он же сам дьявол!» – пронеслось у меня в мозгу. Нет, так я мистиком, как брат, стану. Так нельзя. Надо трезво смотреть на обстоятельства. Я не помню, как поцеловала крест. Мозг вырубился. Очнулась, когда парнишка в стихаре дал мне в руку кусок белого хлеба. Даже не кусок, а резаную крошку. Я ее без угрызения совести съела, хотя по моральным принципам надо было голодающей дать. Это их еда, а та девушка как раз недоедает. Хотя нет, обойдется. Ее и так хорошо покормили. Ладно, угостили так угостили. Я у них эту пищу не выпрашивала. Теперь их проблема, что ее съела атеистка.

      Так, что мы делаем дальше? Надо как-то с ним познакомиться. Как? Кто будет знакомиться с красавицей, когда около нее два парня вертятся? И так почему-то в группе все уверены,