Cердца трех. Джек Лондон

Он решил, что сначала попробует высосать, насколько это окажется возможным, яд из ранок, а затем закурит папиросу и прижжет ею пораженное место.

      Однако Фрэнсис успел сделать только два неглубоких крестообразных надреза, когда Леонсия от боли очнулась и стала двигаться.

      – Лежите тихо! – приказал он, но она вместо того села и увидела, что он наклоняется к ее ноге.

      В ответ на его слова Леонсия замахнулась и маленькой нежной ручкой влепила ему звонкую пощечину. Как раз тут из леса выбежал маленький индеец; в руке у него болталась мертвая змея. Мальчик, приплясывая, с восторгом кричал:

      – Лабарри! Лабарри!

      У Фрэнсиса мелькнула мысль, что надо ожидать худшего.

      – Лежите тихо! – повторил он резким тоном. – Нельзя терять ни секунды!

      Между тем Леонсия так и впилась глазами в мертвую змею. На лице ее появилось выражение облегчения, но Фрэнсис не заметил, что ее испуг прошел. Он снова наклонился, собираясь приступить к классической операции, которую всегда применяют при змеиных укусах.

      – Как вы смеете! – сердито произнесла Леонсия. – Ведь это всего лишь маленький лабарри: укус его совершенно безвреден. Я думала сначала, что это ядовитая змея. Их трудно различить, пока лабарри еще не вполне взрослый.

      Почувствовав боль в ноге, – давящая повязка остановила кровообращение, – Леонсия опустила глаза и увидела платок, которым как жгутом была перетянута ее нога.

      – Ах! Что вы сделали!

      Яркий румянец покрыл ее лицо.

      – Ведь это же был всего лишь маленький лабарри! – с упреком произнесла она.

      – Но вы же сами сказали, что это была змея!

      Молодая девушка закрыла лицо руками, краска стыда не сходила с него, даже уши у нее горели. Однако Фрэнсис готов был поклясться, что она хохочет. Уж не истерика ли у нее начинается?

      Только тут Морган понял, какую трудную, почти непосильную задачу взял на себя, пообещав Генри надеть на руку Леонсии обручальное кольцо – символ любви к ней другого мужчины. Но он твердо решил не поддаваться ее очарованию. Взглянув прямо в глаза молодой девушке, Фрэнсис с горечью сказал:

      – А теперь ваши родные, наверное, снова будут меня расстреливать за то, что я не умею отличить лабарри от ядовитой змеи. Пожалуй, еще решат, что их самих мало, – позовут рабочих с плантации. Или, быть может, вы сами захотите всадить в меня пулю?

      Но Леонсия, казалось, не слышала этих иронических слов. Она вскочила на ноги и легким, грациозным движением, вполне соответствующим ее безупречному телосложению, топнула перевязанной ногой.

      – Она совсем у меня онемела!

      Затем она от души расхохоталась – на этот раз уже не сдерживая смех и не закрывая лицо руками.

      – Однако вы странно себя ведете! – поддразнил ее Фрэнсис. – Ведь вы, кажется, считаете меня убийцей вашего дяди?

      При этом упоминании Леонсия сразу перестала смеяться и румянец исчез с ее лица. Она не ответила ни слова, а только наклонилась