Не ныряйте с незнакомых скал. Татьяна Шипошина

оправдываю ожиданий.

      – Да… – говорит мать, словно отвечая на мои размышления. – Эх, Олежка! Ну зачем ты полез нырять с этой скалы?

      «Эх, мама! Ну зачем же столько раз, да по одному и тому же, по самому больному месту! Конечно, тебе тяжело. Но ведь и мне не легче…»

      – Сдай меня в интернат. Сдохну скорее, – говорю я.

      О, нет! Ворчать на судьбу вслух позволительно только матери. Как я не чувствую нижней половины своего тела, так мать иногда не слышит того, что она говорит.

      Но я уже к этому привык.

      – И не вздумай! Не смей даже помышлять об этом! – машет руками она. – Прости его, Господи!

      «Да я бы и не думал, если бы ты не напоминала…»

      Глава 2

      Противно.

      Противно быть зависимым от кого-то, даже если это – твоя родная мать.

      Мама… Мамочка… Нет, на «мамочку» вслух язык не повернётся. Но что-то стало с моей мамочкой. После того как…

      Она стала кричать на телевизор. Она… разговаривает сама с собой и думает, что я ничего не слышу. Но я ведь парализованный, а не глухой и не слепой. И не дурной.

      Наверно, если бы я был слепым, глухим и дурным, мне было бы легче. То есть если бы я стал овощем. Или фруктом. Сухофруктом…

      Или бы умер сразу под той самой незнакомой скалой. Вероятно, это стало бы лучшим выходом. Для меня и для матери. Я бы взлетел на небо или ещё куда-нибудь, а мать… Ну, поплакала бы. И успокоилась. Жила бы дальше.

      А так… мучимся оба.

      Такие мысли очень здорово одолевали меня раньше, сразу после выписки из больницы. Сейчас всё как-то изменилось. Нет, совсем не исчезло. Но… Раньше мама в подобной ситуации начинала меня жалеть.

      Это происходило примерно так:

      – Бедный ты мой… сынок, нет у меня сил смотреть на тебя… нет сил смотреть, как ты мучишься… Да лучше бы я сама сто раз легла на твоё место! И где она взялась на нашу голову, эта скала! Господи, да за что же нам такое горе! Господи, помилуй!..

      – Мама, не надо!

      – Не надо! Надо, сто раз – надо! Может, Бог, там, наверху, услышит, как я кричу! У-у-у!..

      В материнских причитаниях слышался настоящий волчий вой. Так, наверно, воет волчица, у которой на глазах уродуют её волчат.

      – У-у-у!.. За что? Почему? Думала, внучат буду нянчить!

      «Внучат – волчат. Удар ниже пояса. Умеет. Мама это умеет. Мать плачет о своём. А у меня – своё…» – думал я при этом.

      Я, как мог, останавливал мать:

      – Ма, не трави душу! Если бы от нытья что-то могло измениться, я бы ныл похлеще тебя.

      – Прекрати мать одёргивать! Мне только и осталось, что поныть… в своё удовольствие.

      – Ну, тогда ной. Вопи себе на здоровье.

      – Тьфу на тебя! – поджимает губы мать. – Всю охоту отбил.

      Такой наш диалог повторяется периодически. Раньше повторялся чаще. А сейчас мать всё больше крестится и быстрее успокаивается. Иногда – просто молчит.

      Наши с матерью диалоги протекают по-разному. С разными вариациями. Иногда мать срывается на крик. Иногда я срываюсь. У меня тоже нет особых радостей, разве что