Лисиный перстенек. Маргарита Латышкевич

в зеленоватом свете волшебных огней.

      – Держи-ка! – Лисиный приятель, вернув нож на место, стянул медное кольцо с руки и резко бросил Гальяшу.

      Тот бездумно подставил ладони и поймал – но не колечко мягких волос, а налитый вещественной тяжестью меди перстенек с желтоватым камешком. Пораженный, Гальяш поднес подарок к глазам и увидел на металле темные черточки, которые складывались в маленькую фигурку лиса.

      – Ч-чего?.. – шепотом удивился Гальяш, заметив, как мелко перебирает ножками изображенный – схваченный в движении, на лету – лис. – Это что?

      – Считай, благословение, – весело пояснил лисиный приятель. – Как понадобится помощь, приходи к стоячим камням, что на холме за дубравой. Поверни перстенек трижды по солнцу и… позови меня.

      И, протянув узкую ладонь, представился:

      – Я И́рбен. А мохнатый негодник – Чур.

      «Мохнатый негодник» язвительно оскалился и зафыркал – мол, еще большой вопрос, кто здесь негодник. Гальяш, озадаченный, ошеломленный, все еще до конца не уверенный, что не спит, руку Ирбена слегка потряс в своей. Рука была, вопреки ожиданиям, живая и теплая.

      – Га… Гальяш, – просипел младший Котюба.

      Медный перстенек, зажатый в левом кулаке, казалось, обжигал кожу. И в голове странным образом перемешивалось все: матушкины гусыни, лисы, темная листва боярышника, слабый табачный запах от отцовской свитки, волшебные огни, рябиновая вышивка, которая оживала на рукавах не-человека.

      За оврагом, за дубравой вдруг тонко и печально, будто большая ночная птица, запела свирель. Раз, другой, третий, тщательно выпевая один мотив, одни и те же слова. Или слово. А может, имя? Ирбен шевельнулся, настороженно прислушиваясь к этому отдаленному зову, и сверкнула яшмовая серьга, и встрепенулись, озабоченно зашептали, чувствуя его беспокойство, волшебные огни.

      – Надо идти, – немного разочарованно сказал лисиный приятель, когда зов свирели за дубравой утих. – Если старшие хватятся, будет… нехорошо.

      И, заметив на лице Гальяша безмолвный вопрос, сделал большие глаза и объяснил громким шепотом, как обычный деревенский парнишка, а не жутковатый выходец из-под кургана:

      – Попадет же!..

      Гальяш, которому от пани Котюбы влетало часто и по самым разным поводам, сразу проникся сочувствием. Ирбен между тем тоненько свистнул, подзывая к себе огоньки. Те, толкаясь и перемигиваясь, ринулись к нему с радостным перезвоном, закружили над растрепанной рыжей головой, над плечами. Один сунулся было чуть ли не в нос Чуру – и тот сердито зафыркал и громко чихнул, так что наглый огонек, испуганно вспыхнув, отлетел в сторону.

      Ирбен кивнул, тепло улыбаясь, взмахнул рукой – и вдруг в один миг сделался языками белого огня, вырос до самых звезд, осветив, как молния, весь темный овраг. Гальяш ахнул, отступил, прикрывая глаза рукавом, – но яркий свет опал так же мгновенно, как вспыхнул. Ветер, унося за собой зеленые искры, побежал по воде. И исчез, прошептав что-то в дубовых ветвях на дальнем холме.

      В