Зачарованный апрель. Элизабет фон Арним

тебя Спокойствием», – сказала про себя миссис Уилкинс, а затем подумала: как ни хорошо жить в новом доме, но снаружи могут оказаться настоящие чудеса. Ободренная этой мыслью, она вскочила на ноги, сунула ноги в тапочки, поскольку пол был холодным, и, подбежав к окну, рывком распахнула ставни.

      Впечатление было потрясающее. Все великолепие апрельского утра в Италии распахнулось перед ней в один миг. Светило солнце, море дремало внизу, издавая легкий гул, когда волны набегали на каменистый берег. Почти к воде спускались огромные дремлющие горы, которые рассвет окрасил в разные цвета. Под окном на лужайке, засаженной цветами, возвышался могучий кипарис. На фоне ярко освещенных солнцем гор он походил на меч в темно-зеленых ножнах.

      Лотти глядела из окна и чувствовала себя счастливой оттого, что видит эту красоту, что дожила до такого дня. Лицо молодой женщины овевал легкий бриз, который приносил чудесные запахи из сада, ступенчатыми террасами спускавшегося вниз по холму. Замок стоял на самой вершине и просто утопал в цветах. Рыбачьи лодки далеко в море были похожи на стаю белых птиц, присевших отдохнуть на синей воде. У миссис Уилкинс захватывало дух от такого великолепия.

      Она не смогла бы описать, что сейчас чувствует, но знала, что такое бывает только раз в жизни. Радость была так велика, что переполняла ее, душу словно омыло солнечным светом. Она оказалась здесь, на воле, и целый месяц могла посвятить только и исключительно себе. Давно уже не случалось Лотти быть в таком беззаботном настроении и не чувствовать себя обязанной заниматься делами. Она приехала отдыхать, и только.

      Как ни удивительно, при этой мысли миссис Уилкинс не почувствовала ни малейших угрызений совести. Они должны были появиться, но так и не пришли! В этом было даже что-то ненормальное. Дома ее одолевала либо боль, либо тоска, что-нибудь обязательно мешало быть просто счастливой, а здесь – какой покой! Для мужа она всегда прежде всего старалась быть хорошей, следовать каким-то жизненным правилам, а здесь это было совсем не обязательно, она могла быть просто самой собой и ни на кого не оглядываться.

      Лотти подумала, что в это же самое утро где-то далеко, в туманном, полузабытом Хэмпстеде, Меллерш садится за приготовленный своими руками завтрак и сердится на то, что жены нет рядом. Это будет первый за все годы супружеской жизни завтрак, который она пропустила, поэтому он наверняка вне себя.

      Сознание, что Меллерш сердится, но при этом ничего не может поделать, потому что находится очень далеко, было для молодой женщины только дополнительным поводом для радости. Миссис Уилкинс любила своего мужа, но только теперь поняла, что очень от него устала.

      Она попыталась представить себе мужа за завтраком, вообразить, что он думает о ней в этот момент, но не смогла. Давно знакомые черты расплывались, терялись, и очень скоро Меллерш, с сердитым, раздраженным выражением на лице, просто исчез, растворившись в утреннем тумане, среди лучей восходящего солнца, сулившего великолепный день.

      «Вот