Сансара. Оборот первый. Мила Бачурова

близким по смыслу, судя по всему, оказался Есенин. Поэтому ты услышал его. Понятно?

      Я подумал.

      – Не-а.

      Диана досадливо всплеснула руками:

      – Ох, как же я с вами мучаюсь! Хрен знает, как звали поэта в мире этого ушибленного – я, по крайней мере, понятия не имею. Но писал он примерно о том же, о чём Есенин. Поэтическая грусть. Тоска по безвременно ушедшей молодости. Аллегорическое отражение бренности сущего, и так далее. Понятно? – про аллегорические отражения она шпарила как по писаному.

      – В целом, да, – медленно проговорил я. – Сознание перестраивает посыл под что-то знакомое, так?

      Диана кивнула. Я тоже кивнул. И закончил:

      – Одна фигня не понятна. Ты сейчас вспомнила Есенина! Его, а не неизвестно кого. Даже про всякую аллегорическую муть. И Мальвину ты знаешь. И не надо мне парить, что в каждом мире бывают девочки с голубыми волосами! Откуда ты это знаешь? Ты из нашего мира?

      Не знаю, как называется этот удар. Я драться вообще не люблю, когда пытался заниматься спортом, предпочитал противника, отгороженного сеткой. Пинг-понг, там, волейбол – спокойнее как-то. Вот и поплатился за спокойствие, не успел уклониться.

      Удар прилетел снизу, точно в подбородок, опрокинув меня обратно на диван. Тян взвизгнула. Что-то вопила, но Диана её не слушала. Она склонилась надо мной.

      Яростно прошипела:

      – Никогда! Никогда, слышишь?!.. Не смей спрашивать, из какого я мира.

      Я бы врезал в ответ, честное слово. Не посмотрел бы, что девушка – слишком уж подло прилетело. Драться не люблю, но могу, если надо. Не в самом благополучном районе рос, и не с самыми хорошими мальчиками дружил. Но я увидел глаза Дианы. В них не было слёз – и в тот момент я четко осознал, что вряд ли доживу до дня, когда увижу её плачущей. Но понял: задел что-то очень больное. То, что не надо было трогать грязными руками. Это что-то и чистыми, понимающими и исполненными сочувствия руками трогать не стоило.

      Мы с Дианой молчали, глядя друг на друга. Ну и тян перестала вопить – фиг ли толку, если никто не реагирует.

      – Больше не буду спрашивать, – хрипло, с трудом – челюсть после удара шевелилась неохотно – проговорил я. – Обещаю, – и протянул Диане руку.

      Сроду у меня такого с девчонками не было. Чтобы просто руку подать – а чувство, как будто предложение сделал. Взял на себя что-то серьёзное. Такое, о чём и вслух-то не скажешь. Предложения делать хоть каждый день можно. А тут… не знаю, что произошло.

      «Ты у меня одна, – пронеслось вдруг в голове, – словно в году весна»…

      Родители эту песню очень любили. А я фыркал, не понимал, о чём она. И даже не знаю, кто стихи сочинил. А Диана знает, наверное.

      Она смотрела на меня так, будто поняла, что я чувствую. Лицо изменилось. Злость ушла. Я увидел другую Диану. Растерянную. Понятную. Свою… Но длилось это мгновение недолго.

      Диана встрепенулась, схватила меня за протянутую руку и дёрнула с такой силой, что я полетел с дивана на пол. А в следующее мгновение раздались выстрелы.

      – Полиция Альянса! – проорали от входа. – Всем оставаться на своих местах!