Чувство реальности. Полина Дашкова

негромко, но отчетливо и совсем уж грязно. Монахиня вспыхнула, но сделала вид, что ничего не слышала.

      Маша слегка дернулась и даже открыла рот, чтобы потребовать у толстяка извинений перед монахиней, но сдержалась, понимая, что в ответ прозвучит только очередная порция матерщины, и вообще не следует привлекать к себе внимание.

      Тележка с напитками приближалась. Толстый пихнул Машу локтем под ребра.

      – Слышь, ну ё-кэ-лэ-мэ-нэ, может, возьмешь пивка, а?

      – Только если вы извинитесь и больше не будете материться, – сказала Маша.

      Толстяк часто, удивленно заморгал и спросил с искренним недоумением:

      – А я что, блин, нецензурно выражаюсь, да?

      – Да, молодой человек, – тяжело вздохнула монахиня, – вы постоянно сквернословите, даже когда спите.

      – Че, правда, что ли? – Он повертел головой, глядя то на монахиню, то на Машу.

      Телега между тем оказалась рядом, стюардесса спросила, кто что будет пить.

      – Ну возьми пивка, а? – взмолился толстяк, почти касаясь мокрыми губами Машиного уха.

      – Не надо, деточка, он тогда будет себя вести совсем неприлично, – предупредила монахиня.

      – Неприличней уже некуда, – громко заметил сосед сзади.

      – Таких просто нельзя на борт пускать. А если уж пустили, то выдавать парашют и высаживать из самолета, – откликнулся сосед спереди.

      – Высаживать, но парашюта не давать! – уточнила Маша.

      Толстяк разразился такой длинной и звонкой матерной тирадой, что им занялась стюардесса, пригрозила штрафом, он наконец затих, залпом осушил свою законную банку пива и через несколько минут уснул. Во сне он храпел, подергивал ногой и ругался. Глаза его оставались приоткрытыми, и Маше вдруг почудилось, что он потихоньку наблюдает за ней из-под опущенных век.

      «С ума сошла? Если бы это был «хвост», он ни за что не уселся бы рядом, он не вел бы себя так безобразно», – подумала она, машинально впечатывая в память мятую физиономию, тонкий кривой шрам над левой бровью, наколку на пухлой правой кисти. Интересная наколка. За время полета она имела возможность не только рассмотреть подробно овал с портретом длинноволосого мужчины, но и узнать его. Всего лишь президент Франклин, отпечатанный на купюре в сто долларов.

      Клеть хулигана была покрыта густыми светлыми волосами, и портрет выглядел как лицо утопленника под слоем белесых подвижных водорослей. Маша пожалела, что свет недостаточно яркий. Ей захотелось рассмотреть, настоящая это татуировка или камуфляжная, нарисованная на коже.

      «Почему, собственно, это должен быть «хвост»? Операция сверхсекретная, в самолете меня сопровождает как минимум двое наружников Макмерфи, они бы его в момент зафиксировали. Если только он не один из них. А что, вполне возможно, такие шутники вполне во вкусе Билли. Он еще в школе, на практических занятиях, объяснял: если хочешь, чтобы тебя завтра не узнали, не обязательно сегодня вести себя тихо и незаметно. Если ты молчишь, то остаешься в визуальном ряду. Тебя все равно запомнят, причем именно визуально, поскольку больше зацепиться