Маргиналии. Выпуск второй. Максим Велецкий

видим непонимание «психологии» небесной иерархии и неизбежно присущих ей экзистенциальных парадоксов. Бог является личностью и человек является личностью – но где же личностное начало тех, кто между ними? Тем более странно, что в небесной иерархии христианский неоплатоник Ареопагит насчитывает аж девять (!) ступеней – но при этом информация об онтологии и психологии каждой из них минимальна. Раз уж люди, будучи одним родом, отличаются друг от друга до неузнаваемости, то что говорить о девяти родах сверхчеловеческих существ? Они должны быть отличными друг от друга до неузнаваемости – но ни о чем таком мы не находим информации в сочинении рассматриваемого автора. Оправданием скудости данных о бестелесных существах может быть только то обстоятельство, с которого мы и начинали наше рассуждение: если над нами – божественная простота, то и рассуждать о ней, мол, не имеет смысла. Вот только как мы же показали выше – вопреки Дионисию и Проклу – высшее может быть только сложнее низшего, но не наоборот. Значит, психология даймонического мира должна быть соответствующей – сложной. Как и наука, как и искусство, как и мораль – притом не только и не столько по степени совершенства в сравнении с человеческим аналогами, но и по разнообразию.

      Ну а первоначало? Будь оно личностью как в мировых религиях или абстрактной идеей как в античных философских системах, оно должно быть наисложнейшим сущим, ведь в нем должна содержаться вся полнота низших уровней. Противоречит ли это принципу монизма, согласно которому единство и простота должны предшествовать множественности и сложности? Да. И это проблема идеалистической онтологии, которую на протяжении веков пытались не замечать.

      Но, быть может, будущее идеализма состоит как раз в создании иной онтологии – в которой первоначало будет мыслиться как нисхождение сложности к простоте. Как это помыслить? Не имею никакого понятия, но кто знает – может, найдется тот, кто начнет думать в этом направлении. Было бы безумно интересно ознакомиться с получившейся онтологией и логикой. Меня же устраивает имеющаяся научная парадигма, где простота эволюционирует в сложность, а человек является пределом этого процесса. По крайней мере, пока устраивает.

      В любом случае, пока нам никто не мешает задаваться вопросами: спорят ли даймоны о даймонской скульптуре – несравненно более сложной, чем наша? Какой у них юмор? Требуется ли им одиночество – и куда они тогда уходят? Что у них, бестелесных, является аналогом нашего удовольствия от еды? Сколько тысяч видов красоты они различают? Вот, кстати, отличная тема для литераторов: написать учебник по одной из даймонических наук. Скажем, «Малую энциклопедию послепоэтических антиумолчаний (перевод на человеческий)»: «Антиумолчание №12'ёU⁸ – не умалчивается и не умалчивает, но лишь указывает на даймона, подражающего архидаймону, но тяготящегося его непроницаемости, и преодолевающего