Общение с пожилыми родителями. Как сохранить любовь и терпение. Нина Зверева

неряшливы. Они боятся сквозняков. Они подолгу хранят еду в холодильнике, а вместо того, чтобы вылить «задумавшийся» суп, предпочитают его прокипятить и съесть.

      Всё это вас раздражает. Вам хочется объяснить им, как надо. В конце концов, вы просто злитесь!

      В деревне, куда съезжались все мои родственники – родители, дети, внуки, – я резала салат на всю семью. Втыкала в него общую ложку. Подходила мама, пробовала салат той самой ложкой, говорила: «Ой, как вкусно!» – и возвращала облизанную ложку на место.

      Я видела, какими взглядами провожали эту ложку мои дети и внуки, и понимала: никто из них салат есть не будет. Им неприятно, они брезгливы и имеют на это право.

      Что делать? Поначалу я воспитывала своих стариков.

      – Мамочка, давай сменим твой халат. Он грязный, его пора постирать.

      – Ниночка, мне в нем удобно, он не грязный. И грязь мне не мешает.

      – Мамочка, давай сменим, я не могу на это смотреть. Я сама его выстираю, выглажу и верну тебе завтра. А пока надень вот этот. Смотри, он такой же, как твой, только новый.

      – Ниночка, ну мне уютно в моем!

      Я все-таки настаивала, мама все-таки меняла халат. Но вместе с ним менялось и ее самочувствие. То ли ей было холодно, то ли жарко – она не понимала. Но понимала, что над ней совершено насилие. И, пока я с остервенением терла засохшую на халате грязь, мама переживала ощущение ненужности. Оно знакомо всем нам: каждому доводилось осознавать, что кто-то близкий будто бы видит перед собой не живого человека, не личность, а предмет. Как правило, мы заканчиваем такие отношения. Но родители не могут «закончить» отношения со взрослыми детьми!

      …Родители приезжали к нам на дачу.

      – Папа, давай я тебя подстригу, – говорила я. – Но сначала тебе надо сходить в баню, помыться.

      – Мне там холодно, – ежился папа.

      – Если хочешь, давай в душ.

      – В душе еще холоднее.

      – Папа, когда ты последний раз мылся? – спрашивала я и догадывалась: он сам не помнит когда.

      – Да мне холодно мыться, – признавался он.

      Я настаивала. Вела его за руку в баню. Он возвращался оттуда через час – такой уставший, что стричься у него уже не было сил. Почти в девяносто лет поход в баню совершенно изнурял папу. А мне казалось, так правильно: он должен быть вымыт и подстрижен.

      Рано утром родители разговаривали у себя в комнате:

      – Витенька, ты проснулся? – кричала мама. – Как ты спал? Как давление?

      – Нелечка, я померил давление, оно нормальное! – кричал в ответ папа.

      Папа плохо слышит, и мама привыкла говорить очень громко. Просыпался весь дом. А больше всего меня беспокоило, что просыпалась моя дочь Катя. Она приезжала к нам уставшая – и даже в деревне продолжала работать по ночам. Ее карьера шла в гору, но я точно знала: она легла не раньше двух часов ночи. А в шесть – эта утренняя перекличка стариков, которая, конечно же, разбудила ее.

      Разбудила в том самом доме, который Катя на собственные деньги построила нам в подарок.

      Я влетала в комнату