Ном. Сергей Раджабов

протиснулся сквозь зрителей, обступивших резчика по моркови, помахал квартету из пенсионеров, настраивающих инструменты, развернулся спиной к египетскому обелиску и вдоль зонтиков ресторана «Три шага» приблизился к площадке, уставленной картинами.

      Картины висели на щитах, лежали стопками на Х-образных подставках, стояли на мольбертах или были пристёгнуты к тележке на колёсах, размером с открытку или способные застелить небольшую комнату. Абстрактные пятна, цветы в вазе, цветы без вазы, композиции из пыльных винных бутылок и позирующий петух, приукрашенные закатом римские улицы, мосты, фонтаны и скульптуры. Взгляд Даниеля цеплялся за яркие краски, пока не закружилась голова.

      Карл зашёл за ширму из прессованных опилок, увешанную холстами. На отполированной брусчатке сидел парень в белой майке и лениво разводил краску, используя булыжники рядом с собой, как палитру. Перед парнем стояла законченная картина – ночная панорама с освещённым мостом над Тибром, несколькими лунами, из которых одна настоящая, остальные – фонари над скульптурами. Сбоку из темноты мост подпирал Замок Святого Ангела.

      – Луиджи, – Карл положил парню руку на плечо.

      – Карл. Давно не виделись, – пробурчал парень.

      – А что, Луиджи, картина с балериной ещё у тебя?

      – А это кто, сын? – парень кивнул на Даниеля. – Твоя баба тебе изменяет, Карл. Совсем на тебя не похож.

      – Ха! Нет, знакомый. Продалось что-нибудь?

      – Продалось. Не много.

      – Тогда я готов разбогатеть прямо сейчас.

      – Стану я деньги с собой таскать. Неизвестно же, когда ты появишься. После обеда принесу, приходи.

      – И балерина?

      – Где-то была, поройся там, – Луиджи показал на стопку холстов.

      Карл отщёлкнул зажим, расцепил холсты и стал листать за уголки.

      – Тут нету. И, Луиджи, если она будет в стопке с другими, как ты её продашь?

      – Наверное, она тоже продалась.

      – Наверное? То есть ты не уверен? Ты бы навёл у себя порядок, а то пойдёт слух, что ты продаёшь, а деньги прикарманиваешь. Тебе это надо?

      – У меня и так порядок.

      Луиджи достал из пухлого наколенного кармана листок, развернул и прочертил по нему пальцем.

      – Вот, продалась твоя балерина. Деньги после обеда, как сказал.

      – А что он делает? – спросил Даниель, показывая на булыжник, измазанный краской.

      – Рисует, – пробубнил Луиджи.

      – Ты ни разу не коснулся картины. И потом, на ней нет тех цветов, которые ты размешиваешь.

      – Тсс. Приправа, помнишь? – прошипел Карл. – Я тебе больше скажу, картина написана маслом, а разводит он акрил.

      Даниель засмеялся. Луиджи зыркнул на обоих и отвернулся. Для стоявшей неподалёку пожилой пары продавец вошёл в роль художника в стадии томительного размышления над следующим мазком.

      – До после обеда, – сказал Карл, и они пошли дальше.

      Даниелю казалось, что люди вокруг всё время что-то едят, поэтому он старался идти