Осколки голограммы. М. Ю. Данилевская

в № 9 «Современника» за 1865 г. с датой «1864». В комментарии ПСС говорится, что «Возвращение» «навеяно впечатлениями от приезда в Карабиху осенью» «после пребывания» за границей. «Современники воспринимали заключительное двустишие как выражение тоски по революционному подвигу» (II: 398). Несмотря на ее поверхностность, эта интерпретация в общем понятна. «Лобовое» прочтение послужило поводом отнести произведение к «гражданской поэзии». Однако «Возвращение» – образец медитативной лирики. Оно содержит и описание восприятия действительности, и динамику душевного состояния, и размышление.

      Начало стихотворения – «И здесь душа унынием объята» (курсив мой. – М.Д.) – сразу заявляет о некоем «там», где, как и «здесь», поэт пребывал во власти уныния. Переживание уныния развертывается в картину субъектно-объектных отношений: окружающий мир «не ласков» с поэтом; смотрит на него, как разлюбивший и разуверившийся друг; оплакивает и «как будто бы» принимает его за мертвеца; «бросает» в него «холодные листы» (жест одновременно уничижения и погребения); отчуждает и гонит «мимо! мимо!»

      Вместе с тем поэт и окружающий мир пребывают в отношениях семантического параллелизма: чувства поэта – «уныние», «тоска», «боязнь», утрата мечтаний – находят отражение в жестах внешнего мира: «рыдании» («…Земля моя родная ⁄ Вся под дождем рыдала без конца» – картина изобильных, неутешных слез), разуверившемся взгляде, пожелании «мимо! мимо!», «горькой» песне. Поэт и мир отражаются друг в друге, как в зеркале, причем «зеркало» усугубляет жест противоположной стороны: уныние – взгляд без веры и любви, уныние – рыдание (оплакивание «мертвеца»), уныние – отчуждающие жесты и слова – душевное движение («С той песней вновь в душе зашевелилось, ⁄ О чем давно я позабыл мечтать») – проклятие («И проклял я то сердце, что смутилось ⁄ Перед борьбой – и отступило вспять!»). В последнем катрене жест поэта – двойной: он ощущает душевное движение, и он же проклинает собственное сердце по сути за «уныние» (смущение перед борьбой). Семантически стихотворение замыкает кольцо, уныние выступает и как причина, и как следствие, оно и начало, и конец.

      Синонимичные мотивы, сведенные в один ряд, отражают восприятие поэтом мира: уныние; отсутствие ласки; утрата любви и веры; смерть при жизни («живой мертвец»); переживание отверженности и отчуждения. «Песня», которую поэт слышит «в отдаленье», соотносится с его стихотворным творчеством (для Некрасова характерно называть свои стихи «песнями»); проклятие собственного сердца – это проклятие поэтом себя-человека. «Унылый» поэт отвергает себя сам так же, как – согласно его восприятию – отвергает «изнеженного поэта» окружающий «унылый» мир.

      Изображаемый мир утраченной любви, отверженности и преждевременной душевной и духовной смерти, мир «г/ здесь» служит «зеркалом» некоему «там», откуда «изнеженный поэт» возвращается. А это «там», если соотносить стихи с впечатлениями от пережитого, с одной стороны, чужбина, где Некрасов не мыслит для себя творчества; с другой стороны, «там» совершилось расставание с