Немного удачи. Джейн Смайли

ремень, взялся за пряжку, схватил Фрэнки за руку и велел ему снять штаны. – Что я тебе сказал? – Удар.

      – Не трогать гвозди. – Удар.

      – Если я велю тебе не трогать гвозди, ты не должен их трогать. – Удар.

      – Я хотел его найти. – Удар.

      – Что я сделаю, если ты тронешь гвозди, хотя я просил тебя их не трогать? – Удар.

      – Выпорешь меня. – Удар.

      – Зачем ты трогал гвозди? – Удар.

      – Я хотел найти его. – Удар.

      – Ты сделаешь это снова, если я велю тебе этого не делать? – Удар.

      – Нет, папа. – Удар.

      Но он, конечно же, это сделал. В конце концов, гвозди – это же не то что заползти под крыльцо, или забраться на самый верх дерева, или спрыгнуть с сеновала (где ему вообще запрещалось бывать) на спину Джейку. Уолтер и представить не мог, что может произойти, если им проведут электричество (по округе ходили упорные слухи, что такое вот-вот случится, особенно учитывая их близость к городу; это, конечно, дорого, но все говорят, оно того стоит). Провода будут постоянно манить Фрэнки – ткнуть в них отверткой или вилкой. Казалось, Фрэнки нужно преподавать все уроки во всех возможных вариантах. Да, мисс Дженкинс, школьная учительница, говорила, что Фрэнки – самый умный ребенок из всех, кого она видела в жизни, уже осваивает деление, не говоря уж о подготовке к конкурсу на знание орфографии («Я и не знаю, сможет ли кто-то с ним соперничать»). В школу он каждое утро отправлялся с явной охотой, даже с энтузиазмом – хоть это хорошо.

      Уолтер не знал, что и думать о своих мальчишках. С определенной точки зрения Джоуи следовало выпороть, чтобы не был таким рохлей, но он никогда не делал ничего, заслуживавшего порки (кишка тонка), а Фрэнки розги ничему не научили. Оглядываясь назад, на собственное детство, Уолтер видел куда более организованную систему: отец или мать устанавливали для детей определенные правила. Если правила нарушались, пускай даже без умысла, детей пороли, чтобы запомнили на будущее, и они запоминали, а значит, их пороли все реже, и они выросли мальчиками, которые аккуратно делали свою работу, а поскольку дел всегда было много, работать тоже приходилось много. Такова была жизнь, по мнению Уолтера: осматриваешь ландшафт, отмечаешь все необходимое, а потом выполняешь работу, и завершенные дела копятся у тебя за спиной, будто своего рода сокровище или, по крайней мере, свидетельство добродетели. Какой видел жизнь Фрэнки, он даже вообразить не мог.

      Жизнь Лиллиан была разноцветной. Как только мальчишки переехали в другую комнату, Розанна тут же съездила в город, купила у Дэна Креста полгаллона розовой краски и выкрасила стены спальни Лиллиан в розовый. Когда краска подсохла, она повесила сшитые ею занавески, розовые с белыми полосками и рюшами по краю. Потом выяснилось, что бабушка Мэри с сестрой всю зиму плели и шили разноцветный коврик – десятифутовый овал, розовый с белым и зеленым, – а мать Уолтера связала для Лиллиан розовое покрывало. Розанна вставила в рамки вырезанные ею из бумаги силуэты людей и животных – фермера с супругой, коровы, лошадки, свинки, ягненка, кролика, белки, лисички и птички – и развесила их по стенам. На то, чтобы