Пустой. Андрей Дышев

кустах стоит.

      – Не, не бачил. Я как-то не интересовался, что там в кустах.

      Воронцов отошел от него, отдернул шторку, посмотрел на кровать, заглянул под нее. Мужик, приоткрыв рот, напряженно наблюдал за ним.

      – А когда на луг шел, кого-нибудь видел? – спросил следователь, выпрямившись и оглядывая комнату. Его внимание привлекла печь.

      – Бачил, як же! – кивнул Евсей. – У конторы бачил Владимира Ивановича…

      – Это наш директор… то есть, глава администрации, – пояснил Воронцову участковый и махнул рукой, мол, на этой фигуре нечего останавливаться.

      – А то бывало Владимир Иванович ко мне придет, – начал разворачивать ответ Евсей. – А теперь перестал ходить. Дружба разошлась. И, знаете, живу один, никто не ходит. Только всего, что в окно посмотришь, кто к колонке идет попить воды… Лешка только иной раз заскочит дрова поколоть или что подремонтировать.

      – Какой Лешка? – не понял участковый.

      – Да Надькин сын. Ты его бачил. Он у городе в училище учится. Сюда на выходные приезжает.

      – Ну, да, – вспомнил Шурик и многозначительно закивал. – Встречались мы с ним как-то, встречались…

      – Парень – гвоздь! – продолжал расхваливать внука Евсей. – Горелку не пьет, не курит, сам под потолок ростом. Правда, застенчивый, говорить богато не любить. Спрашиваю: "Лешка, куды сейчас пойдешь?" А он молчить. Ленится говорить.

      Воронцов встал на маленький сундучок и с него начал взбираться на печь.

      – А кого еще видел? – спросил он.

      – Вы ж осторожнее! – заботливо предупредил Евсей. – Я уже зимою как-то думаю: дай на крайку печи сяду. Так як ковзнулся, як левым виском у край кровати. Потом вухо долго болело.

      Воронцов соскочил с печи, отряхнул от пыли ладони.

      – Ну? – напомнил он о своем вопросе. – Кого еще?

      – Ваську Гуря. Он шел торох в бурты укладывать.

      Участковый прищурил один глаз и снова махнул рукой, правда, уже не столь выразительно.

      – Есть у нас тут один… Больной. Живет с сестрой юродивой.

      – Еще? – спросил Воронцов и, опустив ладонь на плечо Евсею, пригнул голову, чтобы заглянуть в его глаза. – Еще кого видел, дедуля? Вспомни!

      Евсей морщил лоб и заламывал пальцы, вспоминая:

      – Як на Заречье спустился, Санька бачил.

      Участковый вздохнул и отрицательно покачал головой.

      – Этот безрукий.

      – Да, безрукий, – подтвердил Евсей и закивал. – Под Рождество он напився и пьяный в морозе гулял. Отморозил себе обе кисти. У больнице операцию сделали и отрезали. Вот и сейчас миску обрубками хапае.

      – А что он так рано на Заречье делал? – спросил Воронцов у Евсея и вскинул руку, чтобы участковый больше не раскрывал рта без разрешения.

      – А собаки яго знають! Может, учора в праздник какой ходил… А больше никого не бачил…

      – Ты хорошо подумал? – спросил Воронцов и снова принялся ходить по комнате. – Ведь это убийство, батя. Дело серьезное.

      – Не, больше никого… – уверенно повторил Евсей, покачал головой и добавил: – Трафированные