Десерт для герцога. Наталья Шнейдер

прошипел сквозь зубы ругательство, которое я предпочла не услышать: все равно не поверю, будто его проняло. Достал из мешка что-то, похожее на клок спутанных ниток, и небольшой кожаный чехол, положил рядом с флягой.

      – Кажется, я поторопился, пообещав, что больно не будет. Пузыри надо вскрыть и гной убрать, иначе и магией не залечить. Постарайся не дергаться слишком сильно, и ори, если хочешь.

      Я окончательно перестала хоть что-то понимать.

      – Зачем вы со мной возитесь, ми… прошу прощения, господин. – Я зажмурилась прежде, чем гневный взгляд обжег меня, да так и не стала открывать глаза. Не хочу я смотреть, что он там делает.

      – Может, мне скучно. А может, не нравятся однорукие красавицы. – Его пальцы сильнее стиснули мое запястье.

      – Вы обещали меня повес-с… – Я втянула воздух сквозь зубы. Выдохнула. Неприятно, что уж там, но орать повода нет. – Так какая разница, болтаться в петле с обеими руками или с одной?

      – Я грозился, а не обещал. И можешь говорить мне «ты», я не против.

      Руки коснулось что-то мягкое и холодное, кожу защекотали бегущие капли, снова засаднил ожог, но мне было не до того. Глаза распахнулись сами, я вытаращилась на Альбина. Я, значит, уже успела представить во всех деталях и кнут, и собственное тело в петле, а он… просто пугал? Пожалуй хорошо, что у меня не хватило слов, чтобы высказать этому… этому… все, что я о нем думаю. Все-таки он по-прежнему оставался сыном герцога, а я – дочерью трактирщика.

      Альбин зыркнул черными глазищами и рассмеялся. Я задохнулась от злости, но прежде, чем дар речи вернулся, в руке что-то закопошилось. Ойкнув, я уставилась на предплечье и снова забыла все слова— теперь уже от удивления. С краев ожога к центру наползала свежая кожица: ярко-розовая, неровная: похоже, шрам все же останется, но…

      – Когда заживет, будет рубец, все-таки я не целитель, – подтвердил мои мысли Альбин. – Пару дней почешется, в это время молодую кожу легко повредить, так что вернешься домой, чтобы снова не поранить, завяжи. Только чистым, а не этим. – Он брезгливо покосился на оставшуюся в траве тряпку. – И в самом деле до свадьбы заживет.

      А когда отец Евы умолял его вылечить Имоджин, суля любые деньги, не согласился. Потому что отец не походил на молодую симпатичную девицу? Или я тороплюсь подумать об Альбине плохо, чего-то не понимая? Мой папа как-то обмолвился, что не бывает «тыжврача», специалиста любого профиля: он, хороший врач «скорой», не рискнул бы заменить, к примеру, поликлинического гастроэнтеролога. Потому что нет «лечения вообще»: разные болезни требуют разных подходов.

      Или я сейчас, наоборот, хочу найти оправдание для сына герцога?

      Альбин в который раз белозубо улыбнулся и придвинулся ближе. Пальцы скользнули под косу на затылке, и его лицо оказалось совсем рядом.

      – А это я возьму вместо платы за лечение.

      В этом поцелуе, в отличие от первого, не было злости. Альбин играл со мной, как кошка с мышкой, то сминая, прихватывая мои губы своими, то едва касался, давая вдохнуть. Едва я успевала опомниться, он снова вторгался