Дитя Афины. Ханна Линн

всю жизнь казалось, что они из разных поколений. Детские повадки сестры – верещать при виде мышей, вскакивать и убегать в истерике – в итоге убедили Медузу, что она была бы гораздо счастливее, живи они на разных концах деревни. Медуза вспоминала, сколько раз обрывала разговоры с ней, потому что несерьезные детские темы казались ей скучными, или же оставалась слушать, но досадовала, понимая, как много полезного могла сделать за это время. Как же она теперь желала вернуть все эти мгновения. Все минуты, когда пренебрегала малышкой ради того, чтобы полить цветы, помочь на кухне или просто побыть в одиночестве, подальше от болтливой сестренки. Сколько их всего наберется, гадала она. Всех этих минут. Пара часов? Медуза тут же поняла, что это слишком низкая оценка. Тогда, наверное, день. Или даже неделя. Целая лишняя неделя, которую она могла бы провести с сестрой.

      – Как знать, – Эвриала сжала ладонь Медузы, – может, Богиня пожелает, чтобы мы тоже пришли и присоединились к тебе. Может, мы все трое однажды воссоединимся в ее храме.

      – Может быть.

      – Или, возможно, она решит, будто ты слишком красива, чтобы там оставаться, и отправит тебя обратно к нам с царскими богатствами.

      – Сомневаюсь, что она отправит меня обратно, да еще и обогатит.

      – Посмотрим, – сказала Эвриала и обняла сестру.

      Шагая рядом с отцом, Медуза пыталась вспомнить каждое из тех забытых мгновений.

      – Прости, сестра, – прошептала она ветру, шагая вперед. – Прости меня.

      Глава вторая

      Снаружи храм казался пустым. Колонны, шире и вдвое выше дубовых стволов, отбрасывали тень на мраморные ступени; легкий ветерок приносил едва уловимые ароматы розмарина и жимолости.

      – Я подожду здесь, – сказал Фалес, поставив сумку на землю и присев рядом.

      – Ты не пойдешь со мной внутрь?

      – Я не могу, дитя мое. Ни один мужчина не может войти в храм Афины. Но я буду ждать тебя тут, чтобы узнать твою судьбу.

      Медуза взошла по ступеням храма.

      Изнутри он походил на пещеру. Сотни свечей озаряли стены. Чувствуя, что дрожит, Медуза направилась к ним.

      – Надеюсь, ты трясешься не от страха, – промолвил голос из теней. Женский голос.

      Медуза остановилась.

      – Ну, разве чуть-чуть.

      Женский смех эхом отразился от стен комнаты, звучный и переливчатый, словно звон хрусталя:

      – Будем надеяться, скоро мы положим этому конец.

      В этот миг будто зажегся свет. Ибо когда женщина вышла из тени, сама тень исчезла.

      – Моя Богиня, – Медуза пала ниц, и от резкого удара о камень ее пронзила вспышка боли, – прости меня.

      Афина покачала головой. Ее блестяще-серые, полные раздумий глаза напоминали отполированный мрамор. Сотни тысяч мыслей клубились в них. Светлая кожа рук сияла, словно кинжал, висевший в ножнах у нее на боку.

      – Мне не за что тебя прощать. – Она протянула Медузе руку. – Поднимись, прошу.

      Все еще со склоненной головой, Медуза встала, сдержав страх, едва не поглотивший ее. Несмотря на этот страх, от которого