Мысли мамы, или Как не загнать себя в угол. Маргарита Клочкова

читала о ней, это инсталляция жертвам, убитым дома мужьям. Понимаешь, 440 пар туфель, прибитых к стене как символ беззащитности женщин перед агрессией их спутников.

      – Лисенок, я тебя люблю и не хочу обидеть, я знаю, что ты готова спасти весь мир, но пойми, есть люди, женщины, которым не нужно спасение, она пила с ним, пьёт с ним, она сейчас выйдет из больницы и продолжил пить с ним.

      Я еду и молчу, меня тошнит, тошнит от того, что это правда, словно фон, слышится голос Димы и чувствую, как он гладит меня по коленке.

      Я пытаюсь улыбаться ему в ответ несмотря на свою головную боль и не радужные мысли, смотрю на пушистый снег на ветках мощных кедров у здания больницы, а в голове пульсирует одно: как защитить себя от насилия, которое может жить за стенкой? Как защитить от этого сына? Как тошно от всего вокруг.

      01.01.2015

      Я лежала на бежевом линолеуме в кухне с приспущенными трусами и смотрела на экран телевизора, на котором, как обычно, одни и те же актёры с фальшивыми натянутыми улыбками пели песни, чокаясь фужерами с фальшивым шампанским. Потом я посмотрела на новогодний стол с иного ракурса, снизу, сквозь дымчатое стекло – столешницу, салатники и тарелки, казались темными пятнами, да и всё вокруг казалось иным

      – Дим, ты скоро? – протяжно начала я, потому что мне уже надоело его ждать.

      – Уже иду, я и так стараюсь торопиться, скоро уже будут бить куранты, – ответил муж, и я почувствовала, как он прикоснулся ко мне.

      Президент начинает говорить с экрана, как прошёл этот год.

      – Мне больно, давай осторожнее, – а в это время глазами ищу, на чем бы сконцентрировать внимание: точно буду считать тарелки, бокалы, стоящие на столе

      – Я очень стараюсь, Лен, – доносится со спины. – Быстро не хочу, то так тебе ещё больнее, потерпи, моя хорошая!

      «…и каждое, даже на первый взгляд неважное, событие станет вехой в истории», – доносится из телевизора, и я вспоминаю, как передавала в туалете банка Димке штаны, забирая порванные, как без тени грусти ответила по телефону «спасибо, я больше не работаю, пока хочу побыть мамой», как бесстрашно сынок прыгал в море, не боясь волн, затем я снова услышала обрывок слов президента – «…воспринимались как мечта. А она не просто сбылась, мы…»

      – Счастливы, Дим, скажи, мы определённо сча… сука, – меня словно дернуло током.

      – Я заканчиваю, всё, – прошептал муж, и начали бить куранты, он быстро побежал выбрасывать ампулы и шприц, а я начала натягивать трусы и опускать платье, мысленно считая, что осталось ещё шесть таких уколов.

      Часы били, я стояла, держа руку на ягодице, понимая, что ватка, смоченная спиртом, пропитала насквозь одежду, Дима быстро протянул мне фужер, подмигивая:

      – Два года назад на новый год тоже был сок, и тоже из-за Паши.

      Я улыбнулась, вспоминая ошарашенного доктора, не верящего сначала, что «такая миздеклявка маме голову стрясла», а потом обнявшего меня по-отцовски со словами: «хорошие у вас мужики, понимаю, почему отказываетесь от госпитализации, дома и стены лечат».

      – Урра!