Во что бы то ни стало. Мария Мусина

Чтобы не застряла.

      – Ну, вот что, нельзя плитку вставить? – плаксиво запричитал он еще на подходе к препятствию. – Что, уже нет средств всего лишь для одной плитки? Что, нанялся я тут, что ли, надрываться? И так каждый день, каждый день… Всю жизнь, всю жизнь…

      Этот старый, почти слепой санитар всегда на что-то жаловался и всегда чувствовал себя крайне несчастным. За что его и прозвали – Бедный Йорик. Таков был здешний, морговский юмор.

      Йорик все же преодолел препятствие и покатил каталку дальше. Тело, накрытое белой простыней, чуть вздрагивало на неровностях пола.

      – Ну что их вскрывать? Нет, ну зачем вскрытые проводить, – не унимался бедный Йорик, – когда и так все ясно. Вон, вся грудь в кровище. Пулевое ранение, уж у меня-то глаз наметанный. Вон дамочка лежит – у ней тоже – пулевое. А у этого вот господина хорошего – ножевое ранение. Чего тут вскрывать-то? Время тратить, государственные средства – тоже. Ну, чего вот тут вскрывать, когда все ясно и без песен. Люди опытные, знающие – написать заключение и не терзать больше покойничков. С них уже хватит, мирского-то нашего, хватит, хватит… Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие. Все чего-то вскрывают, вскрывают. А что вскрывать-то? Все и так ясно…

      Йорик подтолкнул каталку ближе к двум таким же уже стоящим в полутемном холодном зале. Поочередно откинул с покойников простыни. Низко склонился, подслеповато вглядываясь в лица – женщины и двух мужчин.

      – Ничего себе дамочка, – хмыкнул, причмокивая губами, – красивая. И как же тебя угораздило, красивая, а? А как же магнетизм души, как же магнетизм души?..

      Бедный Йорик потянул носом: от волос покойницы все еще пахло духами.

      – Господи, как же я не люблю покойников, да, да, да, – с гримаской крайнего неудовольствия посетовал бедный Йорик, – и холода, холода здешнего, запаха формалина не переношу, нет, нет…

      Вспыхнул яркий свет, и Йорик в страхе отпрянул от мертвецов.

      – Опять? – сказал вошедший человек в бледно-зеленой шапочке и такого же цвета пижаме.

      За ним, переваливаясь на слоновьих ногах, тащила поднос с хирургическими инструментами пожилая толстая санитарка в белом.

      – Я только посмотрел, – заплакал бедный Йорик, – только посмотрел.

      – Что на них смотреть-то? – неожиданно тоненьким для ее могучего тела голосом заговорила санитарка. – Понимал бы что-нибудь, а то – посмотрел, посмотрел…

      – Правда что, – хохотнул человек в светло-зеленой пижаме, – резать их надо, резать, чего на них смотреть-то?

      – Я слепой почти, – пуще заплакал Йорик, – я не вижу ничего. Ничего не вижу, не вижу, не вижу…

      – Сейчас посмотрим, – сказала санитарка, – сейчас мы все увидим. Все-все-все…

      Глава 1

      Время действия: до 19 апреля 1999 года.

      Место действия: Москва.

      Ключ никак не мог попасть в замочную скважину. Сумка соскользнула с руки, пакет молока громко шмякнулся и смачно лопнул. За дверью надрывался телефон.

      – О, господи, – задыхаясь, бормотала Юлия. – Ну, пожалуйста, пожалуйста, давай, открывайся, ну же…

      Наконец дверь отомкнуть удалось. Юлия стремглав ворвалась в квартиру, тяжело дыша, дотянулась до телефона. Она очень боялась, что на том конце провода трубку уже положили. Слишком долго возилась с замком, слишком долго.

      – Алло, – сказала все же с надеждой.

      – Здравствуйте, – приятный женский голос звучал удивительно безмятежно. Особенно по сравнению с этим Юлиным смятенным «алло». Женщина на том конце провода даже удивилась немножко Юлиной тревоге. – Я по поводу обмена. Вас не смущает дом с газовой колонкой?

      – Смотря какой дом и где, – придерживая дыхание, уточнила Юля.

      – Десять минут от метро Таганская, – как само собой разумеющееся, произнес голос в телефонной трубке.

      Юля встрепенулась:

      – Что за квартира?

      – Пятый этаж восьмиэтажного кирпичного дома. Пятьдесят четыре метра общая площадь. Комнаты девятнадцать и пятнадцать. Кухня семь с половиной. Балкон. С Андроньевской площади виден этот дом.

      Юля подошла к окну. С высоты ее восьмого этажа площадь, некоторое время носившая имя революционера Прямикова, и серая церковь на ней выглядели маленькими, уютными и немного нереальными, словно макет в музее. Андроньевский монастырь был правее и из Юлиного окна не просматривался. А дальше, на той стороне площади, торчал розоватого кирпича дом. Сколько раз Юля сетовала на то, что этот дом заслоняет ей полный вид на Красную площадь: «Либо взорвать, либо переселиться в этот дом». – «Никто нам там квартиру не предложит», – отвечал на это Алеша, и Юля с ним минорно, но легко соглашалась. Конечно, не предложат. Это было бы слишком хорошо, так хорошо, как не бывает.

      – Так мы можем переглядываться, – стараясь не выдать своего волнения, сказала Юля, – у меня шестнадцатиэтажная бело-салатовая башня по другую сторону площади.

      – Да-да, я вас тоже вижу…

      «В конце концов, – подумала