Частные случаи ненависти и любви. Виктория Черножукова

положила перед Лизой связку золотистых ключиков на старой витой тесемке.

      – Ты, конечно, можешь не спешить. Сама решай, в каком режиме этим заниматься. Главное, чтобы ты успела просмотреть до отъезда все бумаги.

      Она кивнула, и Инта выплыла за дверь. Оставшись одна, Лиза задумалась. В целом биография деда была ей известна. Герман родился в Риге, но часть детства провел в ссылке, куда угодил в трехлетнем возрасте вместе со своей матерью – Лизиной прабабушкой Магдой. После войны, в самом конце сороковых, их унесло волной очередных депортаций и прибило к берегу где-то в Сибири, откуда они вернулись уже в хрущевскую оттепель. Однако, если не считать это трудное время – основная тяжесть которого, к слову сказать, легла на плечи прабабки, – его жизнь текла плавно и гладко, постепенно прирастая достатком, почетом и бытовыми удобствами. Он закончил школу, потом Рижский университет по кафедре научного коммунизма, быстро защитил диссертацию и стал преподавать. В советской системе такая карьера сулила не только высокий доход и статус – она обеспечивала место в самом сердце идеологии, в зоне самой малой сейсмической активности, которую (до поры) не задевали никакие политические колебания. Дед всегда был человеком умным и мыслил стратегически.

      В конце восьмидесятых, когда «Титаник» Союза неожиданно дал течь, Герман громко покинул КПСС, причем выбрал наилучший момент: ни раньше ни позже. Он сошел с тонущего корабля с достоинством, до того, как впавшие в панику люди начали топить друг друга в надежде обрести спасение за чужой счет.

      В новой Латвии на руинах прежней идеологии немедленно проклюнулись и зазеленели свежие ростки – срочно понадобились опытные садовники. И Герман, будучи безусловным латышом, органично, без особенных колебаний принял новую идею. Из правоверного коммуниста он превратился в искреннего национал-либерала. Он по-прежнему преподавал в Латвийском университете, но вместо истории международного коммунистического движения стал читать лекции по теме «Латышский народ в период советской оккупации». Он искренне считал, что это его моральный долг – долг человека, пережившего в детстве сибирскую ссылку – изобличать советские зверства. Предыдущий период его жизни – под сенью кафедры научного коммунизма – как-то стерся и забылся. И другие не поминали Герману советское прошлое. Хотя бы потому, что так жили многие. Фактически Латвией правили бывшие обкомовцы, отрекшиеся от прежних идей и «переобувшиеся» в «национальные патриоты».

      За двадцать семь лет независимости Герман выпустил три или четыре книги, посвященные проблемам политики СССР в Прибалтике; активно продвигал идею компенсации, которую должна выплатить Латвии Россия как преемница Советского Союза. Он давал интервью самым разным СМИ в качестве «признанного эксперта», «видного ученого-историка» и считался непререкаемым авторитетом в любых вопросах, связанных с оккупацией. Он не был националистом, а потому его мнение считалось независимым и научным.

      Лиза догадывалась, что