Частные случаи ненависти и любви. Виктория Черножукова

которых есть чему поучиться. Работать под вашим началом – значит попасть в число самых лучших. Но я не могу… Если соглашусь, то просто подведу вас.

      – Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду, Герберт Янисович, – нахмурился Яковлев. – Давайте говорить начистоту, без этих лишних политесов.

      – Если начистоту… Сотрудник, который не может трудиться в полную силу, – не лучшее приобретение. Создание новых летательных аппаратов требует самоотдачи, концентрации. А мне последнее время из-за болей все труднее сосредоточиться.

      – У вас плохое здоровье? – голубые глаза Яковлева на мгновение вспыхнули из-под лохматых бровей.

      – Острый ревматизм. – Герберт демонстративно шевельнул пальцами и слегка усмехнулся. – Длительные перелеты не прошли даром. Суставы – ни к черту, чувствую их постоянно. Особенно ночью, спать невозможно… И днем ноют без перерыва: делать ничего не могу, голова не соображает.

      Яковлев вертел в руках остро отточенный карандаш и не спеша изучал Герберта.

      – Ревматизм – это серьезно. Особенно в вашем… нашем возрасте, – произнес он задумчиво. По тону было непонятно, поверил он латвийскому капитану или не поверил. – Здоровье надо беречь. Почему вы не лечитесь?

      – Отчего же? – возразил Герберт. – Лечусь. Врачи говорят, прогресс есть…

      Герберт был почти честен: если и солгал, то слегка. Диагноз «острый ревматизм» ему действительно ставили. Все официально, можно проверить. Для пилота обычное дело – результат долгих часов в холодной кабине, где ни встать, ни даже пошевелиться толком…

      – И как скоро вы сможете начать работать? – Яковлев смотрел на него с видимым участием.

      «Поверил!» – настроение Мелдериса мгновенно улучшилось. Он откинулся на спинку стула, вытянул ноги, вздохнул полной грудью.

      – Врачи говорят – полгода. Летать, конечно, не смогу, но за кульманом стоять – вполне. – Герберт постарался придать своему лицу выражение радостной готовности. «За полгода я точно выберусь из Латвии. Только бы получить эту отсрочку!»

      Яковлев держал паузу не хуже драматического актера.

      – Хорошо, – сказал он наконец. – Лечитесь. Три месяца у вас есть, но не больше. Договорились? В июле жду вас с новыми идеями.

      – Буду рад поработать с вами, Александр Сергеевич! – с облегчением произнес Герберт.

      – Взаимно, Герберт Янисович!

      Яковлев сграбастал в свою короткопалую ладонь руку летчика, быстро пожал. Потом похлопал на прощанье по плечу – аудиенция окончена.

      На обратном пути Мелдерису не спалось. В голове крутились планы побега. «В мае я уже должен быть в Швеции… Интересно, НКВД посадит меня под колпак или так – под дырявый сачок?.. Скорее всего, Яковлев поверил в мою болезнь, иначе не в Ригу бы меня отправил, а в Сибирь. С другой стороны, нельзя недооценивать противника. Осторожность и осмотрительность. Я просто обязан их переиграть!»

      Первые дни в Риге Мелдерис приходил в себя: спал, ел. Выходил из дома только