Пятое время года. Ксения Михайловна Велембовская

уже настоящая весна, тепло, сухо, и на работу она ходит в рыжем мамином жакете и парусиновых тапочках. Не ходит, а бежит, счастливая оттого, что если придет письмо от Ленечки, она увидит его первой. Почтальона, как другим, ей не нужно ждать.

      И десятого апреля письмо пришло. Для порядка она поставила на него штамп, но прочитала лишь вечером, влетев к себе в комнату, – ведь это только ее Ленечка и больше ничей! Почерк у Лени – красивый, ровный, как у отличника. Писал он очень грамотно и фразы строил правильно – не так, как говорил, иногда немножко смешно, по-деревенски. Но главное – он нашел именно те слова, которых она ждала: «Ниночка моя, я все время думаю о тебе. Война скоро закончится, я вернусь, и мы не расстанемся больше никогда…» – ну и еще, конечно же, такие, понятные только им двоим, от которых к щекам прилила кровь.

      Перечитав письмо дважды, она убрала его в деревянную шкатулку и спрятала ее в шкаф. Укладываясь спать, не выдержала и принялась перечитывать снова. Так, наверное, и заснула бы вместе с листком клетчатой бумаги из школьной тетрадки, если бы не длинный-предлинный, тревожный звонок в дверь.

      Усталая, измученная, ввалилась Поля и, не снимая черного плюшевого жакета и теплого платка, упала в коридоре на сундук и завыла:

      – Васька-то наш, хучь и живой, уж три операци перенес! Осколков из него видимо-невидимо вытащил врач замечательный Петр Исакыч. Дай бог ему здоровья! А ногу все ж Ваське отрезали. Хорошо до лодыжки тольки. – Тощая, зареванная, Поля утерлась подолом выцветшей, грязной юбки и громко высморкалась. – Ну, а ты-то как тут живешь?

      Очень неловко было рассказывать сейчас такой несчастной Поле о своем счастье. Но промолчать – тоже нельзя. Узнает – обидится.

      – Я, тетя Поля, вышла замуж.

      Несчастную, только все равно чумовую Полю будто подменили, – всплеснув своими большими костлявыми ручищами, она шустро спрыгнула с сундука.

      – Да за кого ж? Наш, местный, иль еще какой? Ой, да как же вы без мене-то свадьбу справили! Он кто ж? Где сейчас-то, у тебе? Ой, да как же без мене-то! Жалость-то какая, что я на свадьбу твою опоздала! – Поля опять истошно заголосила, и уже непонятно было, чем она огорчена больше – что бедный Вася остался без ноги или что без нее сыграли свадьбу.

      – Свадьбы не было пока что. Вернется Алексей Иванович, тогда, может быть, и справим. И вас позовем. Вы бы отдохнули с дороги.

      – Так он где? Так он кто? – Поля все не унималась, кажется, совсем позабыв об усталости.

      – Майор инженерных войск, Алексей Иванович…

      Фамилию она называть не рискнула – иначе пришлось бы еще битый час втолковывать Поле, никогда сообразительностью не отличавшейся, что Ленечка – не родственник и Орлов не потому, что она, Нина, – Орлова, а сам по себе. Глаза слипались, очень хотелось спать, однако болтливой Пелагее кратких сведений о Лене было явно маловато, чтобы завтра весь день обсуждать с соседками не только Васину отрезанную ногу, но и личную жизнь… нашей-то Ниночки, которую она, Пелагея Тихоновна, вынянчила, выкормила, потому как, вы ж знаете, мать у ней, Зинаид Николавна, артистка была, ей