Шутовской хоровод. Эти опавшие листья. Олдос Хаксли

тебя сделаться учителем. – Он посмотрел на сына сначала сквозь очки, потом поверх них, но мотивы поведения Гамбрила Младшего так и остались для него неясными.

      – А что же мне оставалось делать? – спросил Гамбрил Младший, пододвигая кресло к камину. – Ты дал мне педагогическое образование, а потом умыл руки. Никакого выбора, никаких перспектив. Другого выхода не было. А теперь ты же меня и упрекаешь.

      Мистер Гамбрил сделал нетерпеливый жест.

      – Перестань говорить глупости, – сказал он. – Единственный смысл такого воспитания, какое получил ты, – что оно дает молодому человеку возможность понять, что, собственно, его интересует. По-видимому, ничто не интересовало тебя настолько…

      – Меня интересует все, – перебил Гамбрил Младший.

      – Что в конце концов сводится к тому же, – в скобках добавил отец. И он продолжал с того места, на котором его прервали: – Ничто не интересовало тебя настолько, чтобы ты захотел посвятить себя этому. Вот почему ты обратился к последнему прибежищу слабых умов, получивших классическое образование, и сделался учителем.

      – Полегче, полегче, – сказал мистер Портьюз. – Я сам тоже немножко преподаватель; прошу не нападать на мою профессию.

      Гамбрил Старший перестал сучить бородку и откинул волосы, порывом негодования сброшенные ему на глаза.

      – Я нападаю вовсе не на профессию, – сказал он. – Совсем нет. Преподавание заслуживало бы всяческих похвал, если бы все те, кто посвящает себя этой профессии, так же интересовались им, как вы, Портьюз, вашей работой или я – моей. Все дело портят такие неустойчивые субъекты, как Теодор. До тех пор, пока все учителя не будут гениями и энтузиастами, никто никогда не научится ничему – кроме того, что он изучает сам.

      – И все-таки, – сказал мистер Портьюз, – я очень жалею, что мне пришлось так много учиться самому. Я потратил массу времени, стараясь узнать, как приняться за работу и где найти то, что мне нужно.

      Гамбрил Младший закурил трубку.

      – Я пришел к заключению, – заговорил он, раскуривая трубку, – что большинство людей… вообще не следовало бы… ничему учить. – Он бросил спичку. – Да простит нас Бог, но ведь они же собаки. Какой смысл учить их чему бы то ни было, кроме умения вести себя прилично, работать и повиноваться? Факты, теории, мировые истины – какая им польза от всего этого? Учить их понимать – да ведь это же только запутывать их; они из-за этого перестают воспринимать простую видимую реальность. Только один процент учащихся, не больше, извлекает какую-нибудь пользу из научного или литературного образования.

      – К этому проценту ты причисляешь и себя? – спросил его отец.

      – Само собой разумеется, – ответил Гамбрил Младший.

      – Возможно, что вы не так уж далеки от истины, – сказал мистер Портьюз. – Когда я думаю о своих детях, скажем… – Он вздохнул. – Я думал, что их будет интересовать то, что интересовало меня; но их ничто не интересует – им нравится только одно: вести себя подобно обезьянам, и к тому