Шутовской хоровод. Эти опавшие листья. Олдос Хаксли

быстро взглянула на него, потом опустила веки, отняла руки.

      – Нужно пойти приготовить чай, – сказала она. – Слуги, – множественное число было трогательным преувеличением, – все ушли.

      Галантно. Цельный Человек предложил пойти помочь. В подобных сценах интимной жизни есть свое неповторимое очарование. Но она не позволила.

      – Нет, нет, – сказала она очень твердо, – я вам просто-таки запрещаю. Оставайтесь здесь. Я сейчас же вернусь. – И она вышла, плотно притворив за собой дверь.

      Предоставленный самому себе, Гамбрил сел и принялся чистить ногти.

      Что же касается молодой леди, то она помчалась в свою грязноватую кухоньку, зажгла газ, водрузила на огонь котелок с водой, поставила чайник и чашки на поднос и извлекла из коробки от печенья хранившиеся там остатки шоколадного торта, который подавался к чаю позавчера, когда были гости. Когда все было готово, она на цыпочках прокралась к себе в спальню и, сев за туалетный стол, принялась слегка дрожавшими от возбуждения руками пудрить нос и наводить румянец на щеки. Но когда уже был положен последний штрих, она продолжала сидеть перед зеркалом, разглядывая свое отражение.

      Леди и поэт, думала она, grande dame и блестящий юный гений. Ей нравились молодые люди с бородой. Но он не художник, несмотря на бороду, несмотря на шляпу. Он что-то вроде писателя. Так она поняла; но он был сдержан, он был восхитительно таинствен. Она тоже, если уж на то пошло. Знатная леди выскальзывает в маске на улицу; прикасается к рукаву юноши: идем со мной. Она выбирает, не позволяет, чтобы ее выбрали. Юный поэт падает к ее ногам; она подымает его. Дело привычное.

      Она раскрыла шкатулку с драгоценностями, вынула все свои кольца – их было, увы, не так уж много – и надела их. Два или три из них она, подумавши, снова сняла: ее озарила мысль, что эти кольца, пожалуй, несколько во вкусе «других людей».

      Он очень умен, очень артистичен – только это не совсем то слово; он, по-видимому, знает все новинки, всех интересных людей. Может быть, он познакомит ее с некоторыми из них. И в нем столько непринужденности, при всех его познаниях, столько уверенности в себе. Но и она со своей стороны – в этом она была совершенно уверена – не сделала ни одного промаха. Она тоже была или по крайней мере казалась – а это самое важное – очень непринужденной.

      Ей нравились молодые люди с бородой. У них такой русский вид. Екатерина Вторая была одной из великих женщин с причудами. В маске по улицам. Юный поэт, идем со мной. Или даже: юный приказчик из мясной. Но это – нет, это значит заходить слишком далеко, опускаться слишком низко. Хотя, конечно, жизнь, жизнь – она дана, чтобы жить, жизнь – чтобы наслаждаться. А дальше, дальше? Она все еще спрашивала себя, что же произойдет дальше, когда чайник, принадлежавший к курьезному сорту чайников, которые, закипая, свистят, начал выводить, сперва неуверенно, а затем, когда пар пошел вовсю, все более настойчиво, свою унылую замогильную песню. Она вздохнула и пошла снять его с огня.

      – Разрешите помочь вам. –