Последняя Пасха императора. Александр Бушков

телекамеры – снимет твою удаляющуюся спину и прокомментирует, как его левой пятке, угодно. Нам скрывать нечего, мы люди контактные и с прессой всегда готовые общаться живейшим образом…

      После недолгого промедления Чучина вновь ринулась в атаку:

      – Ваш продавец нож кому-то продал?

      – У меня приличное заведение, – обиделся Смолин, – и продавец у меня – парнишка приличный, с высшим образованием, интеллигент в первом поколении, можно сказать. Ножами сроду не торговал, вас, точно, обманул кто-то…

      – Кортик! – обрадованно взвизгнула репортерша, что-то определенно припомнив и вернув себе некоторую уверенность. – Он морской кортик продал!

      – Да не продавал он никаких кортиков, – с величайшим терпением и нетускнеющей голливудской улыбкой сообщил Смолин. – Разве что дал кому-то посмотреть кортик, а на него зачем-то дело завели…

      – В милиции говорят, что он торговал оружием…

      – Говорят, в городе Рязани пироги с глазами, – резвился Смолин, – их едять, а они глядять…

      – Я вас серьезно спрашиваю.

      – А я вам серьезно отвечаю, мадемуазель: я же не служу в милиции и не могу знать, что там говорят…

      – Но вас же только что допрашивали по этому делу?

      – И тут вы что-то путаете, право, – вздохнул Смолин. – Я сюда заходил узнать, как документы на охотничье ружье выправляют. Решил вот на старости лет рябчиков пострелять, говорят, супец получается классный…

      Он имел все основания чуточку гордиться собой: за все это время так и не ляпнул ни одной неосторожной фразы, которую можно было, выдравши из записи, интерпретировать гнусным образом. И сохранял полнейшее спокойствие, хотя так и подмывало высказать этой выдре все, что он о ней думает. Он помнил прошлогоднюю зимнюю передачу с участием Чучи – в центре, в арке кого-то застрелили в ходе неких разборок, и эта дура, стоя на том месте, где лежал труп, преспокойнейшим образом разгребала сапожком нападавший снег, чтобы явить взору телезрителей темное пятно заледенелой крови. Дело тут не в душевной черствости – просто такая уж дура по жизни…

      – Задавайте ваши вопросы, – с той же простодушной готовностью сказал Смолин.

      – Я и спрашиваю: в вашем магазине торговали оружием?

      – Никогда в жизни.

      – А как насчет кортика?

      – Я же только что объяснил, в чем там было дело…

      – Но в милиции говорят…

      – Это их гражданское право – говорить, – парировал Смолин.

      – Значит, вы хотите сказать, что у нас в Шантарске нет антикварной мафии?

      – Да откуда ж ей взяться? – Смолин пожал плечами. – Экие вы страсти говорите. Откуда у нас антикварная мафия? Ужасы какие…

      – И оружием вы не торгуете?

      – Хотел я во время индо-пакистанского конфликта продать одной из сторон с дюжину танков, – сказал Смолин. – Но танков под рукой не нашлось, да и плохо представлял я, как такие дела проворачиваются…

      Тот, что стоял со связкой кабелей, откровенно ухмылялся,