Бессонница. Стивен Кинг

ее не извинял, но не знал, как об этом сказать.

      – Ты бледный, вспотевший и мусоришь, где попало.

      Ральф удивленно взглянул на нее.

      – Что-то выпало у тебя из газеты. Какая-то рекламка.

      – Правда?

      – Ты сам знаешь прекрасно, что правда. Извини, я сейчас.

      Она встала, перешла улицу, наклонилась (Ральф заметил, что для женщины шестидесяти восьми лет ножки у нее еще очень даже ничего) и подняла проспект. Потом вернулась к скамейке и села.

      – Вот, – сказала она. – Теперь ты больше не мусоришь.

      Неожиданно для себя он улыбнулся.

      – Спасибо.

      – Не за что. Теперь я вправе воспользоваться купоном от Максвелл-Хаус, съесть, к примеру, вегетарианский гамбургер и выпить диетической колы. Я так растолстела с тех пор, как умер мой мистер Чесс.

      – Ты вовсе не толстая, Луиза.

      – Спасибо, Ральф, ты настоящий джентльмен, но не будем отвлекаться. У тебя голова закружилась, да? Ты чуть не упал.

      – Я просто слегка задохнулся, – натянуто отозвался он и обернулся, чтобы взглянуть на ребятишек, которые играли в парке в бейсбол. Они смеялись и бегали по площадке. Ральф позавидовал их молодым легким.

      – Значит, слегка задохнулся?

      – Да.

      – Просто слегка задохнулся.

      – Луис, тебя заело, как старую пластинку.

      – Ну ладно, старая пластинка сейчас кое-что тебе скажет. Ты просто псих, если в такую жару потащился на холм. Если ты хочешь гулять, почему бы тебе не пройтись по шоссе, продолжению Харрис-авеню, там все-таки ровная местность.

      – Потому что эта дорога напоминает мне про Каролину. – Ральфу и самому не понравился его грубый, холодный тон, но он ничего не мог с собой сделать.

      – Вот черт. – Луиза легонько коснулась его руки. – Прости, пожалуйста.

      – Все в порядке.

      – Нет, не в порядке. Я должна была сообразить. Но твой нынешний вид мне тоже очень не нравится. Тебе уже не двадцать лет, Ральф. И даже не сорок. Я не хочу сказать, что ты в плохой форме – для своих лет ты просто в отличной форме, – но тебе надо себя поберечь. Я думаю, Каролина бы не обрадовалась тому, что ты себя гробишь.

      – Да, наверное, – сказал Ральф. – Но я и вправду…

      …в порядке, хотел он сказать, но потом вдруг увидел глаза Луизы и понял, что не сможет закончить фразу. В ее темных глазах были усталость и грусть… или, может быть, одиночество. А может, и то, и другое. В любом случае это было не все, что он увидел в ее глазах. Еще он увидел себя.

      Какой ты дурак, говорили эти глаза. Или мы оба с тобой дураки. Тебе семьдесят лет, Ральф, и ты вдовец. Мне шестьдесят восемь, и я вдова. И сколько еще мы будем сидеть вечерами у тебя на крыльце с Биллом Макговерном в качестве дуэньи?! Надеюсь, не очень долго, потому что у нас мало времени – у двух старых грибов.

      – Ральф, – вдруг встревожилась Луиза. – Ты точно в порядке?

      – Да, – сказал он, опустив взгляд на свои руки – Да, конечно.

      – У тебя было такое лицо, как