Портрет. Юрий Сидоров

а я одна управлюсь.

      – Мне Палыч наказал тут его ждать, – Лешка произнес первую пришедшую на ум причину остаться, хотя ничего подобного мастер ему не говорил. – А что, председатель колхоза – родственник твой?

      – Да нет, – улыбнулась Павлина, – у нас там почитай полсела Овечкиных.

      Поля, помешивая ложкой в котле, осторожно спросила:

      – Леша, а ты что ж, совсем один? Никого из своих не помнишь? Ты их искал хоть?

      – А как искать? – вздохнул Хотиненко. – От детства у меня не память, а одеяло дырявое. Помню поезд какой-то, вагон, шинели кругом, а вот с кем еду, куда еду – убей, не помню. И еще избу… Но я ее не помню, а просто… не знаю, как сказать тебе… Я не помню, но почему-то знаю, что мы в ней жили. Изба как в тумане: ни лиц не вижу, ни печи, ни стола, ничего не вижу, а вот знаю, наша она, изба эта… Непонятно я говорю?

      – Ты сильный, Леша. Вообще все ребята тут хорошие, со стержнем. Знаешь, я не смогла бы как ты… Чтоб никого на свете. Сбежала бы… сама не знаю куда…

      – Так знаешь, Поля, сколько раз я когти рвал из приютов разных! И из трудкола собирался. Думал, месяцок подхарчусь и на вокзал снова. А то и вовсе на юг рвану, где дыни с арбузами. Но остались мы с Мотькой в трудколе, заведующий у нас был мужик стоящий, да и воспитатели тоже, хотя эти разные. Вот мы и осели там.

      – Так ты с Мотей с самого начала в трудколонии вместе?

      – Еще раньше, на вокзале скорешились. А в трудкол нас из распределителя поместили. Облава на вокзале была. Хотели мы винта дать, но не получилось…

      – Вот и хорошо, что не получилось! – прервала Лешку Павлина.

      – И я так думаю. Не будь трудкола, прямая нам с Матюхой дорожка в тюрьму.

      – Смешной он, Мотька, – улыбнулась Павлина. – В музее на ту девушку с картины глядел будто на живую.

      – Он и сегодня в музей рванул. Добился своего, Коля Егоров отпустил до вечера.

      – В музей? Да ты что! Пешком? – поразилась Поля. – От вашей трассы до Потехино еще дальше, чем отсюда. Или туда тоже кто-то по делу поехал?

      – Пешком рванул. Конечно, по большаку подводы ездят, может, кто и подбросит.

      Алексей заметил в Полиных глазах огонек восхищения и начал терзать себя: а он смог бы вот так, как Мотька?

      Павлина вздохнула и заговорила о своем:

      – А я вот никак в Высокое съездить не могу. Соскучилась очень. Вроде и недалеко, не в Сибири, чай, а пешочком не дотопаешь. За один день никак не обернешься. Очень хочется дома побывать, я ведь первый раз в жизни уехала. Раньше куда только? В школу в соседнее село, там восьмилетка была, она и сейчас есть. Еще с мамой на базар в район, одежду продавали, а то голодно очень было.

      У Поли по щеке побежали слезинки. Лешке захотелось обнять девушку, прижать к груди, погладить по голове, как ребенка. Фигурка у Павлины была не то что крупная, но, можно сказать, заметная, а сейчас она показалась Лешке крохотным беззащитным цыпленочком. Но пока Хотиненко, обычно не страдавший нерешительностью, медлил, момент был упущен. Поля встряхнула головой, с видимым усилием улыбнулась