Сын гадюки. Денис Анисимов

непонимание, спросил Уомбли.

      – Зачем это? – Чаушин потряс рукой висящее на его шее ожерелье с клыками аллигатора.

      – «Зачем?» – это вопрос, – сказал старик, – и я не буду на него отвечать, пока на тебе больше одного зуба.

      – Хорошо, скажу иначе. Духи ошиблись. И это не вопрос. Это протест!

      – Протест отклоняется, – отмахнулся Уомбли.

      – М-м-м-м, – с досадой промычал Сын гадюки и вышел из хижины шамана, громко хлопнув дверью.

      – И где тот застенчивый малый, который раньше прятался от людей среди бизонов? – вслух спросил сам себя Уомбли, когда стены его хижины перестали дрожать.

      Выйдя на улицу, Чаушин увидел приближающуюся к нему Меку. Она ступала бесшумно и плавно, словно плывущий по водной глади лебедь.

      «Как я теперь должен вести себя с Мекой? Мне нужно сказать или сделать что-то особенное? Помогите-е-е-е-е! – мысленно запаниковал Чаушин. – Так, друг, спокойно! Это твоя девушка. Точно? Наверное… – тут же зародилось в нем зерно сомнения. – Да ладно, кто же она еще? Не забывай: ты победитель. Тебе не о чем волноваться. Просто повторяй про себя: „Победитель! По-бе-ди-тель!“»

      – Привет! – сказала Мека, подойдя к Сыну гадюки, и поцеловала его в щеку.

      Колени Чаушина задрожали, словно бамбуковые ростки на ветру. Мека сделала вид, что не заметила.

      – Милое украшеньице, – сказала она, легонько качнув ожерелье Чаушина своими тонкими пальцами. – Это зубы аллигатора?

      – Ага, – немного уняв разыгравшуюся робость, выдавил из себя Чаушин. – Похоже, у него эти зубы в три ряда росли. Специально для меня, – и тут Сына гадюки понесло: – Тоже мне, обучение ответственности. Больше похоже на издевку, чем на ритуал. Я, блин, такое видел, что тут никому и не снилось, а Уомбли мне эту гирю на шею вешает и говорит, что пришло время взрослеть. Он вообще нормальный?

      – Последняя фраза звучит как вопрос, – Мека слегка прищурилась и чуть-чуть приподняла уголки губ в еле заметной улыбке.

      – Понял тебя, – кивнул Сын гадюки, – больше никаких вопросов.

      Следующие полгода Чаушин действительно никого ни о чем не спрашивал. Днем пас бизонов и читал «Шаманские тайны», вечерами гулял с Мекой. Гордыня, овладевшая им после возвращения памяти, постепенно унялась. Сын гадюки больше не чувствовал себя героем. Ведь герой в понимании куроки совершает подвиги ради других, а все мотивы Чаушина во время путешествия по Междумирью были сугубо эгоистичны.

      В борьбе за собственную жизнь нет ничего зазорного, но и повод для гордости не особый.

      К тому же в герое у куроки не было никакой потребности. Если бы нужно было выбрать всего одно слово, чтобы охарактеризовать племя Чаушина, этим словом было бы «стагнация». Однажды нашедшие тепло, они получили все, чего им не хватало в прежней жизни. Куроки не имели проблем, не ставили себе целей и совершенно не нуждались в герое. Вся их философия сводилась к простой идее: расслабься и получай удовольствие от жизни.

      В ком племя действительно нуждалось, так это в хорошем