Книги нашего детства. Самуил Лурье

искрится и переливается самыми затейливыми, самыми изысканными ритмами – напевными, пританцовывающими, маршевыми, стремительными, разливисто-протяжными. Каждая смена ритма в сказке приурочена к новому повороту действия, к появлению нового персонажа или новых обстоятельств, к перемене декораций и возникновению иного настроения. Вот Крокодилица сообщает мужу о тяжком несчастье: крокодильчик Кокошенька проглотил самовар (маленькие крокодильчики ведут себя в этой сказке – и в других сказках Чуковского – подобно большим: глотают что ни попадя). Ответ неожидан:

      Как же мы без самовара будем жить?

      Как же чай без самовара будем пить? –

      дает Крокодил выход своему отцовскому горю. Но тут –

      Но тут распахнулися двери,

      В дверях показалися звери.

      Ритм сразу меняется, как только распахиваются какие-нибудь двери. Каждый эпизод сказки получает, таким образом, свою мелодию. Вот врываются былинные речитативы, словно это говорит на княжеском пиру Владимир Красное Солнышко:

      Подавай-ка нам подарочки заморские

      И гостинцами порадуй нас невиданными…

      Затем следует большой патетический монолог Крокодила, вызывая в памяти лермонтовского «Мцыри»:

      О, этот сад, ужасный сад!

      Его забыть я был бы рад.

      Там под бичами сторожей

      Немало мучится зверей…

      У Лермонтова, к примеру, почти наугад:

      Я убежал. О, я как брат

      Обняться с бурей был бы рад.

      Глазами тучи я следил,

      Руками молнию ловил…

      В обоих случаях даже рифма на одно и то же слово («сад – рад» и «брат – рад»), к тому же у Лермонтова и у Чуковского речь идет, в сущности, об одном и том же – о любви к свободе, о ненависти к неволе. Но в «Крокодиле» неволя представлена не монастырем с кельями, как в «Мцыри», а «садом» – зоосадом, зверинцем с клетками. Поэтому так естественно звучит в строчке «О, этот сад, ужасный сад!» парафраз (почти цитата) из «Зверинца» Велимира Хлебникова: «О Сад, Сад!»

      У Хлебникова эта строчка выделена, поскольку ею начинается знаменитое стихотворение, породившее целую серию русских «бестиариев» в стихах и прозе; она выделена и тем, что, видоизменяясь, становится в «Зверинце» рефреном. От Лермонтова до Хлебникова – необыкновенно широкий захват, «Мцыри» и «Зверинец» – необыкновенный синтез, но такие чудеса случаются в «Крокодиле» на каждом шагу. Следующий шаг обнаруживает в тех же самых строчках сказки очевидную перекличку с поэмой Н. Гумилева «Мик» (подобно «Крокодилу», «детской» и «экзотической» поэмой). В «Мике» читаем:

      …Он встал

      Подумал и загрохотал:

      «Эй, носороги, эй, слоны,

      И все, что злобны и сильны,

      От пастбища и от пруда

      Спешите, буйные, сюда.

      Ого-го-го,