Дремлющие вулканы айнов. Александр Валентинович Надысев

Морозко, распахнув свой тулуп, – лицом русоковаты, роста среднего, в бога не верят. Живут в ярангах, похожих на островерхие юрты, покрытых шкурами, в очаге – огонь на тюленьем жире, а спят в гамаках. Есть у них шаманы – они бьют в бубны и кричат. Ясак взял лисицами.

      – Что же они хотят? – ухмыльнулся Атласов.

      – Оружие у них – луки, да копья, а потому товары им надобны – железо, ножи, топоры. Менять товары им не на что – в устье Пенжины нет соболей, а питаются они только рыбой, – закончил Морозко и посмотрел на приказного.

      – Житьё у них скудное, – заметил Атласов, нахмурившись.

      Он поднялся с лавки и велел:

      – Передохни Лука, и сбирай людей в поход за жирной добычей.

      Атласов, проводив Морозко, выразительно посмотрел на Олешко Пещеру.

      – Более добычи нам не видать, – тихо сказал он и, приложив палец к губам, прошептал. – А потому, Олешко, возьми служилых людей, и иди с ясачным обозом в Якутский город. Отчитаешься тама, но никому ни слова, понял?

      Перед рассветом ясачный обоз остановился у ворот острога, и десятник Пещера с передних нарт крикнул:

      – Семейка, открывай врата.

      – Куды ты, Олешко, в такую рань? – спросил воротник. – А то вчерась, видал я в лесу коряков с луками. Слышь, куды тебя несёт?

      – Не твово ума дело! – прокричал десятник на ходу, и обоз скрылся в туманной дымке леса.

      «Кабы чего не вышло, – подумал воротник, – а то коряки меткие охотники, подстерегут, не дай Бог».

      Уже совсем рассвело, и Семён, увидев казаков, которые готовились к походу, подумал: «Эти робяты, понятно, хотят заясачить коряков, – и стал открывать ворота, как вдруг стрела пронзила его грудь.

      «Эх, это не к добру» – мелькнуло в голове Семёна, и он упал на снег. Казаки, увидев в лесу стрелявших дикарей, стали палить по ним из пищалей. Коряки, бросив раненых, в страхе разбежались. Казаки, выдернув стрелу, внесли раненного Семёна в избу, а тот, переживая, шептал чуть слышно: «Как бы не подстрелили мово племяшку, Олешко».

      Атласов, увидев стонущего воротника, вздрогнул и участливо утешил:

      – Задело тебя чуть, Семейка, терпи – пройдёт, – а сам подумал: «Хорошо, что ночью отправил ясачный обоз в Якутский, а то было б худо».

      Вскоре отряд казаков на оленях резво помчался по заснеженному льду реки, и вышел на побережье огромной Пенжинской губы. Не найдя на пустынном побережье никаких корякских селений, отряд остановился и Атласов решил разделиться.

      – Ты, Лука, – велел он, – бери людей и иди на восточное побережье Олюторского[5] моря, ведь ты сюды хаживал с Голыгиным. Смотри, не озоруй, и ясак бери по лисице с души. А я пойду по берегу Пенжинской губы на юг. Если что случится, присылай гонца. Всё, трогаемся!

      Десятник Лука Семёнов Морозко Старицын был дерзок, храбр в бою и удачлив в нескончаемых походах, и потому пользовался у казаков заслуженным уважением. И казаки говорили о нём:

      – Мы с ним, как у Христа за пазухой.

      Перевалив через высокие горы, десятник Морозко с товарищами

5

Олюторское море – Боброво море, Берингово море.