Синий кадиллак. Ирина Степановская

месту.

      Ладно. Действительно пора уже ехать. Ей тоже надо на работу, в её салон. Голову можно дать на отсечение, что, пока её нет, девчонки или кофе пьют, или мороженое лопают, или болтают по телефону, а посетители бродят сами по себе. И никто им не объясняет, что бежевое – создает теплоту и уют, а серебристое – придаёт интерьеру изысканность и современность.

      Она села в свою маленькую машинку и достала телефон. Ну что за безобразие? Вот до сих пор не позвонил ей фотограф, с которым она договорилась о съёмке интерьера. Куда он запропал? А-а, вот и звонок. Но это не фотограф. Как-то некстати высветилось короткое слово – «мать». Мила выждала пару секунд – отвечать или перезвонить. Потом всё-таки провела пальцем по экрану.

      – Мама?

      Что это, связь, что ли, барахлит? Вместо материного голоса трещание и всплески. Только и разобрала, что одно имя:

      – Люда… – а дальше хрипы. Что это? Неужели плачет? Ох, точно так же она плакала по телефону, когда умер отец.

      – Мам, ты чего? Ты меня слышишь? Что стряслось?

      – Люда… Ох Люд…

      Мила выключила уже запущенный двигатель, убрала ногу с педали.

      – Мам, что ты плачешь? Говори, быстрей. Не пугай. Квартира, что ли, сгорела?

      – Нет, Люда, не-е-ет… – и опять одни хрипы.

      – Мам, соседка Клавдия Филипповна умерла?

      – Ой, Людка… При чём тут Клавдия Филипповна… – то ли связь стала лучше, то ли мать хрипеть перестала. Слова хоть стало можно разобрать.

      – Люда, с Миленкой плохо. Пришла из больницы вчера, проревела всю ночь. Да и я тоже ревела… И до сих пор реву. А она ушла сейчас. Не знаю куда. Рак у неё нашли. Вот горе-то, Люда, вот горе…

      Мила сидела тихо. Слушала. Рак… Какой, к чёрту, рак? Сестра на пять лет моложе. Ей только будет тридцать.

      Сказала в телефон:

      – Да подожди, не плачь раньше времени. Это, наверное, ошибка. Почему сразу – рак? Надо перепроверить…

      Мать заголосила – сильно и раздражённо, как всегда повышала голос, когда речь шла о младшей дочери, о Милене.

      – Никакая не ошибка! Она уже целую неделю в слезах ходит! Я только понять не могла отчего. А вчера вот призналась. В коммерческую поликлинику на приём ходила. И там тоже подтвердили: рак. В Германию, говорят, надо ехать. Только там вроде ещё могут пока помочь.

      Мила вяло сказала:

      – Ну пусть едет. Я-то при чём?

      Мать заорала:

      – А будто не понимаешь? Откуда ей на Германию денег взять? Ну я, конечно, все, что скопила, отдам. Так этого только на билет – не знаю, хватит ли?

      Мила твёрдо сказала:

      – У меня денег нет. Я сама только что оформила кредит.

      А мать даже обрадовалась:

      – Кредит оформила? А на сколько?

      Мила сжала зубы.

      – На сколько оформила – все мои долги. Всё равно буду сама выплачивать.

      Мать вдруг заюлила тоненьким голоском:

      – Людка. Ты не дури. У тебя ведь родная сестра помирает. Кроме матери да тебя, у неё ведь нет никого. Получай свой