Фигурки на стене. Максим Диденко

как бы со стороны наблюдал за всем происходящим. Я видел несколько небольших кучек малышей, рассевшихся на зеленой мягкой траве. Мало кто обращал внимание на женщин – сейчас я бы сказал девушек или даже девочек, будь мне чуть больше хотя бы двадцати пяти лет на тот момент, – прохаживающихся между нами с тетрадями, пересчитывая и отмечая каждого присутствующего. Они называли нас по именам и фамилиям и просили поднять руку – стандартная процедура подсчета голов, как в коровнике, только там скот не выкрикивает «туточки я, здесь», а мычит, когда хозяин называет его имя. В остальном все было идентично.

      Следующим этапом стало знакомство с персоналом лагеря, чтобы мы знали, к кому и по какому вопросу можно обратиться. Затем началось распределение коек и прикроватных тумбочек для личных вещей и экскурсия по комплексу: здесь столовая, здесь туалеты и душевые, тут у нас игровая комната, а сюда ходить нельзя, потому что я так сказала. Насчет последнего, конечно же, речь шла о лестнице, ведущей на третий этаж здания. Первый и второй рассчитаны для детей постарше и помладше соответственно, но никому из нас в строгом порядке не разрешалось подниматься на третий этаж. А ограждала от этого лихого злодейства всего лишь тоненькая полиэтиленовая ленточка, на которой что-то написано большими красными буквами. По всей вероятности, это должно было стать преградой для какого-нибудь любознательного мальчугана. На деле же она скорее манила к себе, как на корриде красная тряпка в руках тореадора привлекает быка.

      – А почему нельзя туда ходить? – спросил, помню, кто-то из детей. А в ответ ему прилетело лишь суровое и не предполагающее оговорок: «Я так сказала, а значит, туда ходить строго-настрого запрещено, ясно вам? Больше и слышать об этом не хочу!» Это была серьезная и бескомпромиссная женщина, которая одним своим видом внушала страх каждому, на кого посмотрит без улыбки. Может, все дело в ее необъятных габаритах и грубом баритоне. Она была, наверное, самой старшей из всех работниц санатория, потому и показалась всем нам – не уверен насчет остальных, но мне-то уж точно – самой грозной и опасной среди прочих надзирателей. Да, мы считали этих тетенек именно надзирателями, как при тюремных порядках. А эта Татьяна Витальевна была их предводителем – заведующей хозяйственной частью всего комплекса, как я позже понял. Может, я и сразу слышал это определение, но явно не запомнил его с первого раза, да и не понимал, что это, собственно, означает; и не все ли равно восьмилетнему ребятенку?

      После отбоя Валик, сосед по койке, рассказывал мне и еще двум мальчикам, которых поселили к нам, что здесь еще куда ни шло с распределением детей по комнатам, ведь в других лагерях, где им приходилось отбывать срок, как они выражались – смешно звучит, да, но что-то в этом есть, – все койки располагались в одной огромной комнате. Человек так по тридцать, а то и больше, спали кучей. Точнее, их заставляли спать, но кто же в таком возрасте любит тихий час? Верно, никто! А с наступлением ночи все становилось еще хуже. И воспитателям приходилось