Полет орлицы. Дмитрий Агалаков

добавляет, что войска перебрались в Солонью и «осадили бастион на краю моста и милостью Божьей заняли его, а все англичане, что находились там, были убиты или взяты в плен». И тут – новые гонцы с новой вестью! И вот уже дофин диктует новую приписку, из которой весь «добрый мир» узнает, что на следующий день после взятия бастиона «оставшиеся англичане отступили и бежали так поспешно, что оставили свои бомбарды, пушки и все военное снаряжение, а также большую часть продовольствия и вещей».

      Это ли не чудо? Это ли не провидение Господнее?

      – Призываю вас, – диктовал Карл Валуа в окончании письма «добрым городам», – воздать хвалу доблестным деяниям и чудесным вещам, а также Деве, которая всегда лично присутствовала при исполнении всех этих деяний!

      Королева Иоланда торжествовала не меньше – ее план удался. Результат превзошел все ожидания! Одно смущало – масштаб развернувшихся событий. Точно эта самая Дева и впрямь действовала не по земному предписанию, а по своему – указанному ей свыше! – замыслу.

      Весть о снятии осады с Орлеана дошла и до Парижа. И поразила сторонников англо-бургундской коалиции еще больше, чем арманьяков.

      Но здесь это было черной вестью!

      Секретарь Парижского парламента Клеман де Фокемберг, сидя 10 мая в своем кабинете, размышлял о превратностях судьбы. Он, как исправный летописец, фиксировал все, что совершалось в королевстве – доброго и худого. Но рисовал он очень редко! Разве это достойное дело для почтенного чиновника?

      Предавшись размышлениям, он выводил гусиным пером по бумаге следующее:

      «Во вторник 10 мая стало известно и было всенародно объявлено в Париже, что в прошлое воскресенье люди дофина после нескольких штурмов, при поддержке артиллерии, вошли в бастион, который удерживал Гильом Гласдейл со своими капитанами. Французы взяли бастион именем своего короля и большим числом, как и башню у выхода с Орлеанского моста, именуемую Турель, на другом берегу Луары. В этот же день другие английские капитаны и воины, державшие осаду, покинули свои бастионы и сняли осаду. Тем самым можно заключить, что солдаты короля разбили врага, и была с ними Дева, и сражались они под ее стягом. – Мэтр де Фокемберг мгновение подумал и добавил: – Так говорят».

      Весть была настолько поразительной, так она меняла расстановку всех фигур на игровом поле, что рука стряпчего – сама по себе, не иначе! – что-то чертила себе и чертила, пока мэтр де Фокемберг сам не заинтересовался внезапно родившимся произведением.

      А нарисовал он девушку, обращенную к зрителю в профиль. Девушка вышла носатой, длинноволосой и хмурой. Она была в простом платье, какие носят крестьяне, плечи были открыты. В правой руке девушка держала знамя, хвосты которого развевались на ветру, а в левой ее руке был зажат меч – на манер того, как берут нож уличные забияки – лезвием назад.

      Мэтр де Фокемберг даже вывел на знамени Девы два имени, которыми она подписывалась в своих