Полет орлицы. Дмитрий Агалаков

туда! – выкрикнула Жанна. – Я нужна там!

      Жиль де Рэ и Ксентрай преградили ей дорогу.

      – Первых перебьют! – сказал де Рэ. – Ты не можешь рисковать собой!

      – Но… я нужна им!

      – Ты нужна всем, и нам в первую очередь, но – живой!

      Жанна попыталась оттолкнуть их, но Ксентрай ухватил ее за руку:

      – Там Ла Ир, я тоже иду туда! А ты – жди!

      От самого вала лестницы ложились на стены. И тотчас, ощетинившись копьями и мечами, оглушая себя воинственными криками, взбирались наверх французы. И тогда в ход шли крючья на длинных шестах – англичане раскачивали и опрокидывали лестницы, крючья вонзались в тела наступавших. С опрокинутых лестниц французы летели в ближний к стене ров, куда уже выливалась раскаленная смола и масло. Крики сваренных заживо были еще страшнее взрывов снарядов.

      Энтузиазм французов стихал. Все поле перед барбаканом было усеяно трупами. Мучились в агонии умирающие. Катались и стонали раненые. Многие деревянные щиты, за которыми прятались арбалетчики и те, что прикрывали бомбарды и кулеврины, горели – они были зажжены смоченными в смоле стрелами англичан. Бой с лестниц не приносил большого результата. А ближний к стене ров полнился не столько фашинами, сколько трупами французов.

      – Они должны видеть мое знамя, Ксентрай! – девушка рванулась из рук капитана. – Мои солдаты должны видеть, что я с ними!

      – Англичане убьют тебя! – рычал тот. – Они охотятся за тобой!

      – Знамя, д’Олон, мое знамя! – кричала она.

      – Он у Баска! – ответил ординарец.

      – Так позови его!

      Жан д’Олон стоял бледный, с обнаженным мечом. Потом бросился куда-то и через минуту вернулся со знаменосцем.

      – Пусти! – твердо сказала Жанна Ксентраю.

      Тот разжал руку в стальной перчатке – лицо Жанны было сейчас страшным.

      – Знамя! – сказала она.

      Баск протянул ей древко. Девушка сорвала с головы шлем и, взглянув на опешившего, потерявшего дар речи Ксентрая, схватила белый стяг и бросилась вперед – в самую гущу атаковавших – или уже отступавших? – французов.

      – Солдаты, кто любит меня, за мной! – закричала она. Белое знамя билось и рвалось над головами охваченных смятением воинов. – Кто любит меня – за мной! – повторяла она на бегу.

      Она ветром летела к одной из лестниц…

      Туда же устремился Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон, которым комендант Вокулёра приказал стеречь ее как зеницу ока, Жан д’Олон и знаменосец Баск, оба брата Девы – Жан и Пьер.

      Но как было прикрыть ее, когда она была открыта для всех англичан сразу? Как на ладони! Как единственное белое облачко на целое небо! Для сотен английских стрел!

      – Ведьма! Ведьма! – кричал Гласдейл, указывая пальцев вниз, на знамя. – Лучники, сюда! Сотню золотых тому, кто подобьет ее! Сотню золотых! Торопитесь же, болваны!

      Но Жанну