Блеск и нищета куртизанок. Евгения Гранде. Лилия долины. Оноре де Бальзак

шла впереди с подсвечником в руках.

      – Тержи, считай, – сказал барон, передавая Европе банковые билеты, как только они вошли в гостиную.

      Европа с самым серьезным видом взяла тридцать билетов и вышла, заперев за собой дверь. Нусинген прошел прямо в спальню, где находилась прекрасная англичанка.

      – Это ты, Люсьен? – спросила она.

      – Нет, прекрасни крошка!.. – вскричал Нусинген и не окончил.

      Он остолбенел, увидев женщину, являвшую собою полную противоположность Эстер: белокурую, а он томился по чернокудрой, хрупкую, а он боготворил сильную! Прохладную ночь Британии вместо палящего солнца Аравии.

      – Послушайте-ка! Откуда вы взялись? Кто вы? Что вам надо? – крикнула англичанка, напрасно обрывая звонок, не издававший ни единого звука.

      – Я замоталь звонок, но не бойтесь… я ушель… – сказал он. – Плакаль мои дрицать тисяча франк! Ви дейстфительно люпофниц каспатин Люсьен те Рюбампре?

      – Слегка, мой племянничек, – сказала англичанка, отлично говорившая по-французски. – Но кто фи такая? – сказала она, подражая выговору Нусингена.

      – Челофек, котори попался!.. – отвечал он жалобно.

      – Разве полючать красифи женщин, это есть попалься? – спросила она, забавляясь.

      – Позфольте мне посилать вам зафтра драгоценни украшений на память про барон Нюсеншан.

      – Не знай! – сказала она, хохоча как сумасшедшая. – Но драгоценность будет любезно принята, мой толстяк, нарушитель семейного покоя.

      – Ви меня будет помнить! До сфитань, сутаринь. Ви лакомый кусок, но я только бедни банкир, которому больше шестесят лет, и ви заставляль меня почувствовать, как сильна женщин, которую я люплю, потому ваш сферхчелофечни красота не мог затмевать ее…

      – Слюшай, одшень миль, что фи это мне говоришь, – отвечала англичанка.

      – Не так миль, как та, котори мне это внушаль…

      – Вы говорили о дрицати тысячах франков… Кому вы их дали?

      – Ваш мошенник горнична…

      Англичанка позвонила. Европа не замедлила явиться.

      – О! – вскричала Европа. – Чужой мужчина в комнате мадам!.. Какой ужас!

      – Давал он вам тридцать тысяч франков, чтобы войти сюда?

      – Нет, мадам. Мы обе вместе их не стоим.

      И Европа принялась звать на помощь так решительно, что испуганный барон мигом очутился у двери. Европа спустила его с лестницы…

      – Ах, злодей! – кричала она. – Вы донесли на меня госпоже! Держи вора! Держи вора!

      Влюбленный барон, впавший в отчаяние, все же благополучно добрался до кареты, ожидавшей его на бульваре; но он уже не знал, на какого шпиона ему теперь положиться.

      – Не собирается ли мадам отнять у меня мои доходы? – вскричала Европа, вбегая фурией в комнату.

      – Я не знаю обычаев Франции, – сказала англичанка.

      – А вот, достаточно мне сказать мсье одно слово, и мадам завтра же выставят за дверь, – дерзко отвечала Европа.

      – Этот проклятый горнишна, – сказал барон