Операция «Империал». Александр Звягинцев

дел выделили в отдельные производства? Это же удача!

      – Какая удача? Ты, по-моему, с тумбочки свалился, насмотрелся там американских боевиков и возомнил себя суперменом. Неужели для тебя удача, даже если это подтвердится, самому сунуть башку в пасть тигра? Причем не дрессированного, а самого что ни на есть дикого!

      – Это, по-моему, не я насмотрелся, а ты в отпуске слишком задержался. Расслабился и дальше своего носа не видишь! – так же спокойно, но более твердо сказал Оболенцев. – Представь себе, что не мы сами это выявим, а сделает кто-то другой. Пусть даже случайно! И что тогда? Можем и с работы с тобой полететь, как сизые голуби. Так что, если хочешь спокойно спать, больше вкалывай и меньше отдыхай.

      – Я знаю одно, что спокойно спит тот, кто меньше знает. А насчет работы пургу не гони… Это мы уже проходили…

      – Ты, я вижу, совсем плох. Выйдешь из своего отпуска, всунут тебе чужие «висяки», и будешь в них опять колупаться до скончания века и еще неизвестно где, – продолжал дожимать друга Оболенцев, видя, как тот начал поддаваться, – на Крайнем Севере или Дальнем Востоке. А я тебе юг предлагаю – солнце и море.

      Ярыгин, закинув руки за голову, отрешенно смотрел на кусок отставшей от стены штукатурки.

      Оболенцев резко встал. Подойдя к Ярыгину, он, обняв его за плечи, азартно сказал:

      – Вань, ты представь себе, какая, возможно, раскрутка пойдет, если все это правда.

      В прихожей послышался щелчок дверного замка, и Ярыгин прямо на глазах помолодел. Просто в мальчишку превратился.

      Он молнией метнулся в прихожую, где уже открылась дверь. И не успела она захлопнуться, как Оболенцев услышал звонкие и жадные поцелуи.

      Выждав пару минут, он тоже показался в прихожей.

      Из объятий Ярыгина высвободилась его жена, Маша. Взглянув на Оболенцева, она зарделась.

      – Привет, Машуля! Ты чего это смущаешься? Муж-то, чай, законный, родной!

      Маша была столь юна и свежа, что вполне могла сойти за дочку Оболенцева. Ей было двадцать пять. Сколько лет они были уже знакомы, даже дружны, а она так и не научилась говорить ему «ты», все время путалась – то «вы» скажет, то «ты».

      – С чего это вы взяли, Кирилл, что я смущаюсь? – еще пуще покраснела Маша.

      – Чем это я так провинился, что со мною говорят на «вы»? – спросил Оболенцев, состроив обиженную физиономию.

      – А подарки не даришь! – поддел Ярыгин. – Из Америки ничего не привез.

      Оболенцев хлопнул себя по лбу.

      – Склероз проклятый! Спасибо, друг, что напомнил.

      Оболенцев взял импортный пакет, который оставил здесь же, в передней, и торжественно вручил его Маше:

      – Это только тебе, Машенька.

      Маша, застеснявшись, не решалась взять пакет.

      – Ты чего, Маш? Подарки от Кирилла принимать можно, в этом случае я не ревную. Что это там у нас?

      Ярыгин выхватил пакет из рук Оболенцева и вытащил голубого слоненка с розовыми ушами.

      – Спасибо! – протянула Маша.

      – А ты откуда знаешь? Разве я успел тебе сказать?

      – О