Утопающий во грехе. Александр Звягинцев

шарить неудобно, положил его на стол. Искал он эти газеты, искал, да залез в стенной шкаф. Была у них, знаешь, такая глубокая ниша прямо в стене сделана, а в ней полки положены – для горшков и кастрюль. Закрывалось все это хозяйство от глаз людских двумя ситцевыми занавесками, сходившимися посредине… А верхняя полка была как раз Роме по горло.

      Причем до стены она вплотную не доходила, нижних же полок тогда и вовсе не было – их во время ремонта вытащили… Рома, он худенький был, полку чуть от стены еще отодвинул и как раз между полкой и стеной поместился. Выпрямился, и вдруг видит в зеркале напротив – его голова как будто отрубленная на верхней полке лежит! И топор весь в крови на столе…

      От двери если смотреть – полная картина садистского убийства с расчленением и отделением головы от тела. Почему ему такое дело померещилось? Как такое в голову пришло? Черт его знает! Видимо, мыслями о собственной смерти себя уже до полного исступления довел…

      – Ну, и самогон на этом психологическом фоне тоже не шутка, – сделал свое предположение несколько ошарашенный рассказом Абелин. – С расстройства так развезти может!

      – Ага, первач там был что надо, – согласился Друз. – В общем, смотрит он на свою как бы отрубленную головушку в зеркале, и представляет себе, как Самусиха входит, видит такую картину, падает на колени и начинает каяться: что же я наделала! Кто же нам теперь Ромушку нашего вернет? Да мы бы теперь на него надышаться не могли бы!..

      И так ему, понимаешь, все это живо представилось, что решил он – надо достоверности добавить. Сбегал во двор, кроличьей кровью себе по шее полосу провел, по лбу да по щекам помазал, пол кровью побрызгал, и опять в нишу за полку залез. Потом занавески задернул и под подбородком прищепкой бельевой прищемил. Посмотрел – ну, блин, полная достоверность! Ног и туловища не видно, одна голова на полке лежит… Аж самому жутко стало.

      Кто его знает, чем бы все закончилось, но тут народ из клуба повалил гурьбой. Кино, кстати, я потом выяснил, тоже было не подарок на день рождения – какие-то убийства, пытки, вампиры. Самусиха с Вероникой заходят во двор. Вероника говорит: мне, мол, мама, до ветру надо после таких страстей в кино. И побежала в уборную. А Самусиха прямо домой – где там этот приймак? Сделал, что ему велено было?

      Зашла она в комнату, видит на полу кровь, на столе топор окровавленный блестит. Ах, думает, гаденыш, весь дом изгваздал! Куда ж он сам-то подевался? А потом глядь – на полке голова Ромина лежит… Залитая кровью, с закрытыми глазами, язык вывален наружу… Отрубленная!.. Ну, у нее дыхание, понятное дело, и сперло. А тут голова сначала глаза так медленно открывает, а потом начинает губами шевелить…

      Тут уж Самусиха, само собой, на пол бухнулась и затихла.

      Рома тоже в своем шкафу стоит ни жив, ни мертв. В голове туман, не знает, что делать. Понимает, что натворил чего-то, а что теперь делать, не понимает.

      Тут как раз и Вероника из уборной подтянулась. Идет себе, что-то напевает с облегчения. Заходит в хату и видит картину – на столе топор