Профессиональный инстинкт. Александр Звягинцев

тор администрации дачного поселка.

      Игорь Неволин – друг Максима.

      Шофер.

      Гастарбайтеры.

      Сцена представляет собой радрез старой деревянной двухэтажной дачи советских времен – две комнаты вверху, две внизу, лестница – и часть участка, где видны кусты, деревья…

      В даче темно. Снаружи осеннее утро, туман, сырость, голые ветки, листья под ногами. Звуки дождя, ветра, крики птиц…

      Действие происходит то в одной, то в другой комнате. То снаружи на участке…

      Время от времени внутри дачи слышны какие-то звуки, неразборчивые голоса, стуки, шаги. Открывается сбоку дверь, сцена несколько высветляется. Из двери появляется мужчина. Он что-то долго ищет, потом поднимает с пола ломик. Несколько секунд помедлив, с трудом раскрывает с помощью ломика скрипящую дверцу большого стенного шкафа – что-то вроде чулана. Там в темной глубине вдруг проступают контуры громадной человеческой фигуры – голова, плечи…

      Откуда-то раздается женский крик: «Господи, ты где!?..»

      Мужчина оборачивается и торопливо закрывает шкаф. Быстро уходит.

      Через какое-то время появляется женщина. Когда она проходит мимо шкафа, дверь его вдруг сама со скрипом распахивается. Женщина видит неясную фигуру, испуганно вскрикнув замирает перед ней. Раздаются чьи-то шаги. Она быстро закрывает дверь, но та снова распахивается. Шаги все ближе. Женщина с силой захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной, не давая раскрыться. Появляется мужчина с молотком в руке.

      Это Вера Александровна и Виктор.

      Виктор. Вот ты где… Что ты тут затаилась?

      Вера Александровна. Я? Я ничего… Просто голова закружилась… Я сейчас…

      Виктор. Может, тебе прилечь?

      Вера Александровна. Да нет сейчас все пройдет…

      Виктор (внимательно посмотрев на нее). Опять рыдать собралась?

      Вера Александровна. Я? Нет, я просто…

      Виктор (настойчиво). Пошли-пошли, полежи немного, успокойся.

      Вера Александровна. Ты иди, я сама… Я могу сама…

      Виктор. Сама… Знаю я тебя. Пока не свалишься, будешь колготиться тут, изводить себя…

      Виктор чуть ли не насильно уводит Веру Александровну. Какое-то время в комнате стоит тишина, потом дверь шкафа снова со скрипом начинает распахиваться. Опять возникают очертания фигуры.

      Влетает Виктор с молотком и ожесточенно заколачивает дверцу несколькими гвоздями. Заколотив, переводит дух и уходит. Опять тишина.

      Снаружи появляется группа молодых азиатских гастарбайтеров в спецодежде с надписью на спине «Спецремупр № 28». Они останавливаются напротив дачи и что-то оживленно обсуждают, указывая на дом руками.

      С другого конца сцены выходит Неволин. Он останавливается в нескольких шагах от гастарбайтеров и слушает их разговор. Заметив его, они смолкают и быстро уходят. Неволин смотрит им вслед, а потом долго рассматривает дачу, словно припоминая что-то. Потом идет в дом.

      Опять ветер, шум дождя, крики птиц…

      Редкие, грубые звуки – что-то ломают, ведут по полу, бухают об стену…

      Испуганный женский крик: «Я тебя умоляю, не надо!.. Погоди!» Опять что-то ведут, роняют, двои бьющихся стекол…

      «Господи, что ты делаешь! Ну, зачем? Зачем ты это делаешь!?»

      В темноте слышен грохот, что-то, видимо, летит по лестнице, испуганный крик… Тишина.

      В большой нижней комнате становится светло – то ли свет включили, то ли позднее осеннее утро прояснилось…

      Вера Александровна стоит внизу и с ужасом смотрит на обломки какой-то мебели у своих ног. Виктор стоит наверху, кривя губы, смотрит вниз.

      Вере Александровне уже давно да шестьдесят, но она еще легка и подвижна, сохранила какую-то девичью способность реагировать на происходящее, не скрывая эмоций. Иногда кажется, что она уже абсолютно покорна давлению своих сыновей и только подстраивается под них. Но в другие моменты вдруг становится ясно, что она умеет решать и брать ответственность на себя – скрадывается трудная и долгая жизнь, в которой было многое – и бедность, и одиночество, но было и благополучие, и власть.

      Виктору уже да сорок. Он нервно истощен, в нем идет постоянная внутренняя работа, о которой можно догадываться по яростным вспышкам, причиной которых бывают поводы совершенно того не да – служивающие.

      Вера Александровна. Ну, вот… Господи, я же говорила тебе: подожди! Один ты все равно не сможешь! Этот трельяж, он был такой тяжелый…

      Виктор (орет). Да пропади он пропадом этот ваш трельяж! Все равно его некуда девать! Некуда! Нельзя тащить с собой все, хоть от чего-то нужно избавляться. Хоть от чего-то!

      Вера Александровна ( видимо, вступая в какой-то уже давний спор). Конечно, ты бы избавился от всего. Будь твоя воля…

      Виктор.