Не те времена. Рассказы. Юрий Райн

момент. Вот всегда, когда руки заняты или сосредоточиться позарез нужно, она звонит. Непременно. Ну вот что сейчас?!

      – Да, мам! – отрывисто бросил он в трубку.

      – Сереженька, ты где? – жалобным каким-то голосом спросила мама.

      – Господи… Да где мне быть, на работе! Сейчас по делам поездить надо! Что случилось-то, мам?

      – У тебя все в порядке? Почему ты так со мной разговариваешь? И пыхтишь что-то, ты здоров?

      – Все в порядке! Я здоров! Я пыхчу, потому что лед от стекла отдираю!

      – От какого стекла? Какой лед? – потерянно проговорила мама. – Ну что ты раздражаешься? Ну что я такого спросила?

      – От лобового стекла автомобиля, – отчеканил Сергей. – И я не раздражаюсь! А вот когда ты мне приписываешь раздражение, тогда завожусь, да!

      – Ты просто себя не слышишь, – в мамином голосе зазвучали слезы. – Ладно, лишь бы все было в порядке. Ты правда здоров?

      Маме под восемьдесят, напомнил себе Сергей. Спокойно, спокойно…

      – Я правда здоров, мам. И все здоровы. И вообще все хорошо. Только мне сейчас уже ехать надо, и подзамерз я, пока машину чистил.

      – Так поезжай скорее, сынок, – испугалась мама. – И печку включи!

      – Хорошо, мам, хорошо… Поехал. До дому доберусь – позвоню.

      – И кури поменьше, – успела сказать мама.

      Эх, подумал Сергей, запуская мотор, забыл о самочувствии спросить. Обидится ведь, что не поинтересовался. Хотя – утром говорили о суставах ее. Может, и не обидится.

      Правильно отец говорит, подумала Марина: еще год-другой – и город остановится совсем. Хоть на метро пересаживайся.

      Ну, нет… Правда, Кирилл вон почти перестал за руль садиться, вовсю пользуется метро и подначивает – я, мол, всюду успеваю, а у тебя, дорогая, по-видимому, склонность к мазохизму наследственная. Ну и мучайся в пробках.

      Но то Кирилл, он вообще немножечко… как бы это сказать… другой он.

      Краем сознания Марина отметила, что ее раздражение усилилось. Успевает он, ага. По своим личным делам он успевает, вот что. А семейные… да вот хотя бы багажник продуктами набить – это все мне.

      Стоп. Не надо так. Несправедливо. Он тоже много делает. И с Мишкой возится… правда, терпения Кириллу не хватает, то и дело орет на ребенка, бестолочью обзывает, а так нельзя же…

      Стоп. Да стоп же.

      Вот, слезы навернулись. Ну чего я? Молодая, красивая, успешная… все хорошо, все хорошо, все хорошо…

      Но ведь молодость-то не первая. Тридцатник… Седина полезла… И порой кажется, что собственная жизнь кончена, только и осталось, что семья… главным образом, Мишка, конечно… А я сама?! Жизнь проходит… И не мимо ли меня?

      Вдруг вспомнилось и сделалось нестерпимо обидно: Виталика, несколько недель подбивавшего к ней клинья, будто подменили в одночасье. Всё – строго официально, то есть – никак. Да, он и моложе на три года, и положение в компании у него ниже, но в конце концов никаких же