В полночь упадет звезда. Елизавета Дворецкая

Оздрава не стала больше спорить. Но настало утро, а Ракитан от своего замысла не отказался. Напротив, явно повеселел, видя средство избыть разом все беды: расплатиться с вирой, избавиться от дочери-позорища и даже приобрести пару гривен сверх. Огорчала лишь необходимость куда-то ехать, но ближе Волыни покупателей на Горыню не найти. Через Лугу время от времени ездили торговые люди, пробираясь на Буг, а с него на Вислу и в ляхи, а то и до самого моря Велетского. Но ждать таких гостей можно было полгода и больше; волынский же князь каждое лето снаряжал обоз на море, где тамошние варяги охотно покупали челядь.

      – Князь, может, десяти гривен и не даст, – мечтал Ракитан. – Но уж не меньше семи. Я ему скажу: в Костянтин-граде по двадцать, мы цены-то тоже знаем. А меньше семи нельзя никак. Мне дед Лихарь сказал – за морем Хазарским лежат страны бохмитские, а там за девку молодую дают серебра, сколько она сама весит.

      – Да врет! – с досадой возразила бабка. – И на свете нет столько серебра, за всех девок платить!

      – Врет, само собой. А вот если бы… – Ракитан смерил Горыню взглядом. – Она девка хоть уже и не сильно-то молодая… зато весит! Как иной бык! Это серебра будет… будет… – Он ошалело огляделся. – Всю избу доверху засыпать можно!

      Горыня, слушая эти разговоры, только хмурилась. Она видела, что отец повеселел, найдя какой-то выход, но сам этот выход никак не укладывался у нее в голове. Он хочет ее продать? Князю, сидящему в Волыни? Чтобы тот или оставил ее себе, или отослал еще дальше, да хоть за то Хазарское море, где девушки стоят свой вес в серебре? Ранее ее опасения не шли дальше изгнания семьи из волости – тогда им пришлось бы искать свободный кусок земли, валить там лес и устраивать новую пашню, но это и без изгнания приходилось делать раз в несколько лет.

      Но… оказаться в числе чьей-то челяди? В чужих людях? Утратить волю? При всей своей простоте Горыня не хуже других понимала разницу между свободными людьми и челядинами. Сейчас, будучи живущей при отце дочерью, она прав имела не больше челядинки, но здесь она могла стать свободной – выйдя замуж, заведя свое хозяйство и детей. Могла бы превратиться со временем в большуху не хуже Почаевой жены Ивины – уважаемой женщины, в чьи дела по управлению хозяйством и детьми с их семьями даже сам Почай не суется. Но в челядь? У челяди ни дома, ни рода, ни прав, ни чести нет. Там она опять кого-нибудь зашибет. И все из-за дурня Нечая? Если в первые дни Горыня отчасти жалела парня, то теперь почувствовала к нему почти ненависть.

      И все-таки она не верила. Да разве б она продала отца, сколько бы он ни выносил ей душу своим ворчанием и попреками?

      – Она ведь единственное твое дитя, какая ни есть! – внушала Ракитану бабка. – Отдашь ее в чужие люди – без детей вовсе останешься! Сгинет твой род!

      – А я, – Ракитан даже оживился, – как ее избуду, заново женюсь!

      – Ты? – Оздрава всплеснула морщинистыми руками и едва не засмеялась. – Надумал!

      – Я на том серебре разживусь, за самую лучшую невесту вено заплачу! И будут у меня еще семеро по лавкам! Да не такие,