Огарева, 6. Юлиан Семенов

я в эти игры никогда не играл, а уж теперь тем более играть не собираюсь.

      – Я, наверное, очень тебя подвел?

      – Чем?

      – Ну как же: легавый, а пришел к тебе домой…

      – Ко мне – пожалуйста. Я к вам не хочу, это прошу понять.

      В соседней комнате заплакал ребенок.

      – Шурка проснулся, – сказал Мишаня, и лицо его смягчилось, разошлись жесткие морщины возле рта и над переносьем. Он быстро поднялся, ушел в комнату и вскоре вернулся с мальчиком, розовым со сна. Мальчуган был кудрявый, он удобно устроился на отцовской руке и хмуро разглядывал гостя.

      – Ну, давай занимайся с сыном, – сказал Костенко, поднимаясь, – я пошел.

      – Вы это… не обижайтесь. Я ведь не против вас лично.

      – А против кого ты «лично»? Что же мне тогда с тобой было делать, Мишаня? Ты же закон преступал.

      Мишаня подбросил сына на руке и усмехнулся:

      – Вишь какое дело, Шурик? Смотри закон не преступай, а то упрячут в острог.

      Мальчик засмеялся и дернул отца за ухо.

      – Ты не очень-то, – посоветовал Костенко, – сейчас дети умными растут, умнее нас с тобой. Не надо ему знать, что тебя сажали. Не шути так.

      – От сумы да от тюрьмы не зарекайся. Так говорится?

      – Это все ля-ля, Мишаня. С ума сойдешь от горя, случись с ним что.

      – Мой же отец с ума не сошел.

      – Так он у тебя алкоголик, какой с него спрос.

      – То есть как это, какой спрос! Он же отец! Он жизнь мне дал! Ничего себе, какой спрос.

      – Это хорошо, что ты так ерепенишься, – сказал Костенко, – это ты ерепенишься верно.

      – А то, что вам отказываюсь служить, это неверно, да? Так вас надо понимать?

      – Служить тебя никто не заставляет, Мишаня. Я к тебе за помощью пришел. Я объяснил тебе, что ищу банду, которая убила трех человек. Трех, ясно? Восемь сирот осталось. Ладно, это уже лирика. Будь здоров. И Шурке витамин «А» давай, в этом возрасте он очень нужен.

      Когда Костенко ушел, Мишаня поднял сына над головой и сказал, вздохнув:

      – Что, парень, смеешься? Весело тебе, дурачку моему, да? Весело? Ну и веселись, пока я живой.

      День делового человека

      В Госплане Проскуряков провернул только полдела: сметы на расширение Пригорской аффинажной фабрики, вернее, цеха по обработке рубинов и гранатов, были рассмотрены и в принципе одобрены, однако решение еще не состоялось, потому что второй день шла теоретическая конференция по внедрению автоматических счетных систем в народное хозяйство.

      Однако Проскуряков успел зайти к Иволгину и объяснил ему, что те двести сорок тысяч, которые он просит на расширение производства, принесут отдачу уже через полгода, поскольку новую продукцию после предлагаемого расширения берет, что называется, на корню торговая фирма «Самоцвет», которая уже сейчас готова принять на себя определенную часть расходов.

      – Вот пусть они вас и финансируют. – Иволгин посмеялся. – Прямая социалистическая кооперация, мы этого добиваемся и к этому идем. А вы норовите поспокойней, понадежней – урвать у государства, и вся недолга.

      – Это меня-то в консерватизме? –