Век серебра и стали. Денис Лукьянов

день. Впрочем, хорошего вам денечка! И расследования, само собой, – или его замятия. В следующий раз, кстати, загляните в мою аптеку – все равно постоянно бегаете к Алексасу, как мальчик-лакей.

      – Хочешь травануть меня, да? Я принимаю яд в малых дозах почти каждый день.

      – Право же! И что за яд?

      – Ты, дорогой.

      Эринеев замер. Истерически рассмеялся, растирая виски.

      – Что вы! – он театрально подался назад, замахав руками. Каштановые волосы, собранные в конский хвост, поддались воле ветра со стороны канала и пошли легкой рябью – резинка была затянута не слишком туго. – Меня нужно принимать в куда больших дозах. А вы все равно заходи́те. Найду вам таблетки от старческого слабоумия.

      Нет, подумал Виктор, глядя вслед Эринееву, вразвалочку шагавшему прочь, и как Алексас только терпит? Потрясающее самообладание. Отлично держится, до сих пор не свернул мерзавцу шею. Иногда мир казался Виктору черно-белым, без полутонов; в такие минуты он одергивал себя, напоминая, что жизнь – не бульварный роман, где злодеи читают монологи, а прекрасные дамы обязательно выходят замуж по любви. Но каждый раз, встречаясь с Лукой, Виктор начинал сомневаться. Может, в случае некоторых все слишком очевидно?

      Он переживал за Алексаса. Точно когда-нибудь надо будет набить Эринееву морду. Но потом, когда все решится, – потому что сейчас вырисовывался чересчур интересный инцидент.

      – Так-с, – прошептал Виктор, повернувшись к бывшему «Золоту Египта», вокруг которого все еще кипела жизнь. – Значит, говорите, анубисат. Анубисат…

      Темнота будто покусывала его губы, впивалась колючками мерзкого репейника и обжигала муравьиным ядом. Голос, совершенно невозможный в этом месте – просто потому, что чужой, – разворошил тени, разрушил гармонию.

      – Чего ты хочешь? – спросил голос до того, как тьма зашевелилась.

      Он хотел молчать. Хотел игнорировать, не замечать, не поворачиваться. Но всё же обернулся – и в густой тьме различил лишь колыхающийся силуэт собеседника, невесть откуда взявшегося, а еще – блики наглых песчинок света, просочившихся сюда. Блики на маске с длинной бородой, раздвоенной книзу змеиным языком.

      – Это имеет значение? – прошептал он в ответ.

      Незнакомец усмехнулся.

      – Иначе я бы не нашел тебя. И не пришел к тебе сам. Обычно все происходит равно наоборот.

      Ему не хотелось продолжать, но давно потерянный, похороненный под тонной мыслей и сомнений инстинкт подсказывал, что начатый разговор ведет к много большему, как длинный фитиль – к пороховой бочке.

      – Смерть, – только и сказал он. Тени насторожились. Он будто бы распробовал сказанное слово, повторив: – Смерть. Я хочу, чтобы они перестали думать о смерти.

      Незнакомец в маске рассмеялся – раскатисто, но приглушенно, как далекий гром среди ясного неба. Цокнул языком:

      – Так вот оно что. Понятно, тогда это просто отлично. То, что нужно.

      Он не стал задавать встречных вопросов. Сам не понял как, но увидел ухмылку незнакомца