Тени забытого сада. Мила Суркова

спаситель дал немного денег, записал свой адрес на листке, оставил меня на почте и уехал на стройку, где работает, но взял слово, если не встречусь с отцом, сразу же вернусь к ним.

      Я заказала разговор с бухгалтерией поселка Подстепное. «Связь сегодня плохая», – предупреждает работница. Когда прозвучало мое имя, я прошла в кабинку и сняла трубку. Она дрожит в моих руках. На том конце громко кричит «алло» какая-то женщина. Я называю фамилию папы и прошу позвать его к телефону. Почти сразу услышала его взволнованный голос:

      – Вера, где..? Телеграмму… час… назад.

      Его слова разбиваются на куски, как лед на лужице. Я только догадываюсь, что он мне говорит.

      – Вера… комиссия… я смогу… вечером.

      Треск в трубке. Редкие слова долетают до меня, но смысл я поняла.

      – Хорошо, – отвечаю сквозь слезы.

      – …омни адрес. Там мама… и… к ним.

      Папа называет адрес. Слышу только «…длова, последний… у реки».

      Связь прервалась. Вот и поговорили. Позвонила маме (с Волжским слышимость хорошая), успокоила ее, что у меня есть адрес и я иду к папиным родственникам. Она плачет, думала, потеряла меня.

      Хожу по городу, читаю названия улиц, ищу ту, что оканчивается на «…длова».

      Прошло два часа с лишним, когда прочитала на табличке: «улица Свердлова». Подхожу к последнему дому у реки. Стучу в калитку. Она протяжно скрипнула, вышла пожилая женщина в белом высоком тюрбане, длинном светлом платье и зеленом бархатном жилете с золотистым орнаментом. Выражение круглого морщинистого лица внимательное и строгое. Она что-то говорит по-казахски и подает знак рукой: заходи. Наверное, это моя бабушка, то есть аже.

      Заходим в дом. Темные сени, большая кухня, за ней просторная светлая комната. Замечаю два невысоких шкафа: один с книгами, другой с посудой, в углу телевизор «Рекорд», старенький. На полу, на красочных матрасах, сидят две пожилые женщины в таких же одеждах, как и аже. На ковре между ними постелена белая клеенчатая скатерть, на ней большое круглое блюдо с вареными лепешками и большими кусками мяса.

      Что-то по-казахски сказала одна из женщин, и по движению руки я поняла, что она приглашает сесть. Неудобно на полу. Не знаю, куда деть ноги. У женщин длинные платья, и я не вижу, как они устроили свои. Натягиваю подол, но колени все равно торчат. Аже протягивает мне небольшое полотенце, я прикрываю их.

      Мне подают знак: ешь. Я не знаю как. Нет ни тарелки, ни вилки. Женщины тянутся к блюду, захватывают щепоть теста с кусочком мяса и быстро отправляют в рот. Пытаюсь сделать то же самое, но лепешка оказывается большой, а оторвать кусочек не получается. Я перестаю ее терзать и беру кусочек мяса. Оно вкусное, солоноватое, как вяленая рыба.

      Женщины и моя бабушка разговаривают. Часто обращаются ко мне. Но я не понимаю языка и глупо улыбаюсь. Моя аже повторяет по-русски: «Ешь, ешь».

      Когда закончили, она легко поднялась и понесла блюдо с остатками еды в кухню. Я смотрю ей вслед, и мне нравится ее величавая походка, прямая спина и гордая голова. Наверное, так выглядят султанши.