Поэтому птица в неволе поет. Майя Анджелу

М,

      которые, презрев все законы и препоны,

      поют свои песни

      Предисловие Опры Уинфри

      Книга «Поэтому птица в неволе поет» в руки мне попала в пятнадцать лет. И стала для меня откровением. Я с третьего класса глотала книги одну за другой, но до того ни одна из них не говорила напрямую с моей душой. Она вызвала у меня трепет. Как так вышло, что автор, Майя Анджелу, пережила, испытала, перечувствовала, перестрадала всё то же, что и я – бедная чернокожая девочка с берегов Миссисипи?

      Восторг у меня вызвали первые же страницы:

      И чего ты смотришь на меня?

      Я не насовсем – не жди чудес.

      Я пришла сказать: Христос воскрес.

      Я и была этой девочкой, которая декламировала стихи на Пасху – и на Рождество тоже. Девочкой, любившей читать. Девочкой, которую вырастила бабушка-южанка. Девочкой, которую в девять лет изнасиловали, которая в итоге потеряла дар речи. Я прекрасно понимала, почему Майя Анджелу молчала столько лет.

      Каждое ее слово отдавалось в моем сердце.

      На каждой странице меня подстерегали чувства и откровения, которые сама я не в силах была облечь в слова. Я думала: как так может быть, что эта женщина меня знает и понимает? «Поэтому птица в неволе поет» стала моим талисманом. В отрочестве я убеждала всех, кого знала, прочитать эту книгу. Майя Анджелу сделалась моей любимой писательницей – я боготворила ее на расстоянии.

      И я знала, что не без вмешательства Провидения десять с лишним лет спустя меня, молодую журналистку из Балтимора, отправили взять у Майи Анджелу интервью после лекции в местном колледже. «Обещаю, – молила ее я, – обещаю, что, если вы согласитесь со мной поговорить, я не отниму у вас больше пяти минут». Честно выполняя обещание, в 16:58 я велела оператору закончить сьемку. «Готово». И после этого Майя Анджелу повернула голову, склонила ее на сторону, улыбнулась с искоркой в глазах и спросила:

      – Девочка, вы кто?

      Сперва мы стали приятельницами, потом – ближайшими подругами. Когда она наконец сказала, что считает меня своей дочерью, я поняла, что обрела дом.

      Сидя за ее кухонным столом на Вэлли-роуд в Винстон-Салеме, штат Северная Каролина, слушая, как она читает стихи – стихи моего детства, Пола Лоуренса Данбара, «Шоколадный малыш с искрою в глазах», – я понимала: нет на земле места лучше, чем у нее за кухонным столом или у ее ног, где можно перегнуться через ее колени, громко смеясь от всей души. Я впитывала знания, все то, чему она могла научить: великодушие, любовь и многое другое, – и с ней рядом сердце всегда переполнялось. Когда мы говорили по телефону, я почти неизменно записывала ее слова. Она постоянно чему-то учила. «Когда сам научился, учи, – любила она повторять. – Когда сам получил, отдавай». Я была прилежной ученицей и училась у нее вплоть до самого последнего нашего разговора – в воскресенье накануне ее смерти. «Я – живой человек, – любила она повторять, – а потому ничто человеческое мне не чуждо».

      Майя Анджелу всегда проживала каждое написанное ею слово. Она понимала, что, делясь известными ей истинами, она вступает в круг великих человеческих истин, среди которых – упования, исступление, вера, надежда, изумление, предрассудки, загадки и, наконец, самопознание: понимание того, кто ты есть на самом деле, и высвобождение, к которому можно прийти через любовь. Каждая из этих вечных истин нашла себе место в этом первом автобиографическом рассказе о ее жизни.

      Я счастлива (и знаю: счастлива и она), что целое новое поколение читателей теперь имеет возможность познакомиться с историей жизни Майи Анджелу – может, это даст им силы сделать и собственную жизнь более осмысленной.

      И те, кто впервые открыл ее книгу (как я много лет назад), и те, кто в очередной раз пришел в гости к старому другу (как я теперь, когда вновь перелистываю эти страницы), обязательно заметят, что, даже будучи еще совсем молодым писателем, Майя уже обратилась к теме, которая постоянно звучит первой скрипкой в этой книге, к теме, которая стала ее зовом трубы, к мантре, которая неизменно повторялась во всех ее речах, стихотворениях, трудах – и в жизни.

      Она произносила эти слова гордо, веско и часто:

      Сходства между нами больше, чем различий!

      Эта истина раскрывает, почему все мы способны на сострадание, почему каждый из нас ощущает душевный трепет, когда птица в неволе поет.

      Благодарности

      Благодарю мою маму, Вивиан Бакстер, и моего брата, Бейли Джонсона, которые подтолкнули меня к воспоминаниям. Большое спасибо Гарлемской писательской гильдии за участие, а Джону Килленсу за то, что он сказал мне: ты умеешь писать. И Нане Кобине Нкеция IV, убедившему меня, что я писать обязана. Моя непреходящая признательность Джерарду Перселу, который поверил несокрушимо, и Тони Д’Амато, который все понял. Спасибо Эбби Линкольну Роачу за название моей книги.

      И, наконец, я очень благодарна моему редактору из «Рэндом Хаус» Роберту Луису, который так аккуратно проторил мне дорогу назад к утраченному.

      И