Эликсиры Эллисона. От любви и страха. Харлан Эллисон

по сравнению с Чоатом дитем малым.

      Сорокин внутренне трепетал. Если кто и знал изнанку жизни, так это Энди Сорокин. В пятнадцать лет он сбежал из дому, в шестнадцать водил грузовик с динамитом в Северной Каролине, в семнадцать работал на нефтеперерабатывающем заводе в западном Техасе, в девятнадцать вступил в банду, а в двадцать напечатал свою первую книгу. Он стал свидетелем всех мало-мальски значимых явлений того времени – от сибаритского образа жизни мировой элиты до безбашенных экспериментов с ЛСД калифорнийских хиппи. Ему всегда хотелось верить, что он – часть всего этого, что он не отстает от времени, от реальности, от множества разноцветных реальностей, какими бы опасными, дикими или непристойными они ни были.

      И вопрос, стоявший сейчас перед ним, выглядел так: не превратилась ли вся эта жизнь в простой поиск развлечений, в сплошную отмазку? Он выбрался из-за стола и пошел звонить Олафу Бёргеру.

      Когда он прорвался через соединения и помехи, в трубке, наконец, послышался хриплый как у лесоруба голос Бёргера:

      – Ну?

      – Сколько раз я тебе говорил: по телефону так не отвечают. Тебе полагалось сказать: «маса Бёга’ в трубка, чем могу служить, бвана?»

      – Объясни-ка мне, за какие такие грехи мой рабочий день то и дело прерывают всякие фанатики, реднеки и авторы дешевых книжек из богом проклятой провинции?

      – Это потому, что у тебя ямочки на щеках как у милашки Ширли Темпл, а еще ты великий издатель дешевых книжек, и я поджарю тебя на медленном огне.

      – Что у тебя на уме, придурок?

      – Придется отказаться от обеда.

      – Жаннин меня испепелит. Ради тебя она приготовила мусаку с баклажанами. А возня на протяжении всего дня с бараниной вряд ли способствует поднятию настроения. По крайней мере, предложи мне оправдание.

      – Два свежеиспеченных мажора из «Маркиза» хотят показать мне изнанку жизни.

      – Это не оправдание, это просто курам на смех. Ты, должно быть, шутишь.

      Сорокин помедлил с ответом. Пауза даже чуть затянулась.

      – Мне надо сделать это, Олаф, – произнес он совсем другим, совершенно серьезным тоном. – Это важно.

      В трубке тоже наступила тишина.

      – Голос у тебя какой-то невеселый, Энди. Что-то случилось? Я тебя целых три месяца не видел – что-то снова тебя гложет?

      Сорокин поцокал языком, подбирая слова. В конце концов он решил сказать все как есть.

      – Я пытаюсь проверить, есть ли у меня еще яйца. Снова.

      – В тысячный раз.

      – Угу.

      – И когда ты уймешься? Когда тебя укокошат?

      – Поцелуй за меня Жаннин. С меня ужин во «Временах года», если этим можно искупить…

      Пауза.

      – Энди…

      Еще одна бесконечная секунда.

      – А?

      – Ты слишком дорог для того чтива, что я редактирую, но есть много других, заинтересованных в тебе. Не облажайся.

      – Угу.

      Бёргер повесил трубку. Некоторое время Энди Сорокин не двигался с места, уставившись