Эликсиры Эллисона. От любви и страха. Харлан Эллисон

двигаться? Рискнуть..?

      Он попробовал принять более удобную позу. Стоило ему пошевелиться, как робот ринулся из ниши к нему. Он застыл, не закончив движения; сердце словно льдом сковало. Робот в замешательстве остановился в каком-то десятке дюймов от его вытянутой ноги. Машина негромко гудела, причем звук этот исходил от самой машины и откуда-то из-за стены.

      Он вдруг навострил слух.

      Работай робот как положено, он не издавал бы почти никаких звуков – ни рабочий придаток, ни мозг. Но что-то разладилось, и звук, издаваемый им при попытках думать, был слышен совершенно отчетливо.

      Робот откатился назад, не сводя взгляда своих «глаз» с Терренса. Датчики у машины располагались на торсе, отчего она походила на приземистую стальную гаргулью.

      Жужжание становилось все громче, время от времени перебиваясь резким треском электрических разрядов. На мгновение Терренса охватил ужас при мысли о коротком замыкании: вот сейчас в капсуле начнется пожар, а служебного робота, чтобы гасить его, нет…

      Он взял себя в руки и принялся прислушиваться в попытках найти то место за стеной, где располагался мозг робота.

      Ему показалось, что он обнаружил источник жужжания. Да? Он находился за переборкой или рядом с холодильником, или над блоком связи. Два наиболее вероятных места – на расстоянии всего нескольких футов друг от друга, но ему нужно было знать наверняка.

      Стальные панели перегородки чуть искажали звук, который к тому же мешался с жужжанием самого робота, и все это мешало определить точное место.

      Он сделал глубокий вдох.

      Ребра сдвинулись на долю дюйма, и сломанные концы их терлись друг о друга.

      Он застонал.

      Сам стон стих почти мгновенно, но боль продолжала пульсировать у него в голове, во всем теле. Рот его непроизвольно приоткрылся, и он прикусил язык в попытке сдержаться. Робот выкатился из ниши. Он закрыл рот, с трудом сдержав готовый вырваться крик…

      Робот остановился, постоял и попятился обратно в зарядную нишу.

      Господи! Боль! Господи, где же ты… БОЛЬНО!

      Тело мгновенно покрылось потом. Он стекал в скафандр, пропитывал майку, свитер. К боли в ребрах вдруг добавился чудовищный зуд.

      Он пытался ерзать в скафандре – чуть-чуть, чтобы этого не было заметно извне. Зуд не стихал. Чем сильнее он пытался унять его, чем меньше пытался думать о нем, тем хуже он становился. Подмышки, руки на сгибе локтей, бедра, облепленные противоперегрузочным костюмом, показавшимся вдруг невозможно тесным – все они буквально сводили его с ума. Ему совершенно необходимо было почесаться!

      Он почти решился сделать это, но вовремя спохватился. Он понимал, что ему не прожить достаточно долго, чтобы испытать облегчение. Он с трудом сдерживал истерический смех.

      «Боже праведный, а я еще смеялся над бедолагами, страдающими от зуда седьмого года, над теми, кто начинал ерзать, стоя по стойке «смирно» во время инспекции, над теми, кто мог чесаться с блаженным вздохом. Господи, как же я им завидую!» –