72 часа. Александр N

идем! Злости! Я ему покажу сейчас злость!

      Я неохотно встал и поплелся за ним, сгорбившись и не поднимая глаз. Мы дошли до конца вагона, и перешли в следующий. Между вагонами было чрезвычайно шумно, и дождевая вода заливалась моему конвоиру на фуражку, а мне прямо на голову. Не замедляя шага, кондуктор уверенно шел вперед, и мне приходилось за ним поспевать. Следующий вагон оказался совсем пуст. И следующий за ним – тоже. Пустые полки, пустые проходы, пустые купе проводников. Двери пошатывались, коридорный коврик съехал на сторону, но вагон был пуст. И третий тоже.

      Перед переходом в очередной вагон, кондуктор резко остановился и сказал громко, прямо мне в лицо.

      – Хочешь узнать, что такое злость?..

      – Нет, – мотнул я, но он продолжил фразу без остановки.

      – Так я тебе покажу сейчас злость!

      Он открыл дверь, на которой было написано фломастером «Вагон надежды».

      Меня обдало пронзительным запахом смерти.

      – Что это?

      Я, шатаясь, вошел в вагон, где повсюду: на сиденьях в проходах стояли тысячи клеток. Сумасшедший крик и свист заглушил стук колес и шелест ветра в оконных щелях. Бесчисленное количество птиц – больших и маленьких, цветных и бесцветных – вплотную друг к другу сидели в клетках, пытались удержаться, цепляясь когтями за прутья, раскрывая крылья, и сталкиваясь друг с другом, падая на дно, карабкаясь обратно к вершине клетки! Друг по другу, цепляясь клювом, помогая крыльями – наверх – к вершине! И на дне клеток толстенным слоем лежали мертвые и полумертвые – со сломанными крыльями и лапами, обессиленные и задавленные. Это была чудовищная агония – птичий ад…

      Меня ударило страхом в шею и из глаз вырвались слезы.

      – Что это?! Черт! Что это?!

      Птицы лезли наверх, щебетали и тянулись ко мне. Они просили у меня пощады? Я схватился за лицо ладонями. В клетке неподалеку одна птица зацепилась когтем за глаз другой и не могла освободиться, дергала лапой, высоко задрав крылья. Вторая была уже при смерти, глаз выкорчеван, перья в крови. В клетке чуть поодаль желтая маленькая птичка пыталась освободить остатки крыла, которые затягивали ее все глубже в месиво мертвых тел и накрывали с головой, и удушали необратимой гибелью. И это бешенство сопровождалось истошным ревом! Безумным криком мучительного больного страха за жизнь…

      – Что это?! – заревел я и выпал из пыточной обратно в вагон.

      Кондуктор ухватил меня за рукав и, хлопнув дверью, оттащил к окну. Он стоял строго и смотрел мимо меня, потряхивая папкой и переминаясь.

      Я тяжело дышал и дрожал с головы до ног. Холодный пот струился по позвоночнику, вжимая меня в качающуюся землю.

      – Что это, – шепотом спросил я себе под нос.

      – Склад, – отвернувшись процедил кондуктор.

      Я поднял на него глаза и разрывая горло, ударяя в нос изнутри, меня вывернуло на стену и ковер.

      Начало темнеть. Я сидел ссутулившись над своими коленями. Слезы, сопли и слюни спеклись